Дарья Ивановна говорит, что постелила и потому нам пора баиньки.
Звоню Валентине. У нее работа в полном разгаре. Считает, что
забирать ее можно будет часов в одиннадцать. Ага, приехали –
забрали, пустяк делов… Андрей получает эту информацию и вроде как
радуется: раньше одиннадцати они готовы не будут, а так – милое
дело. Спрашивает, пригодилось ли купленное. Напоминаю про собаку.
Судя по всему, он мрачнеет – я-то не собачник, забыл совсем, что
утром питомцы своих хозяев вытащат на улицу. А там уже их будут
поджидать… Ну хорошо, если левретка-зомби. А дог? Мастиф? Сейчас
куча придурков понакупили самых страшных собакевичей – кто из
чувства престижа, кто по скорбности головы. И каковы будут эти
зомбаки, если живые-то они страшны как смертный грех?
Договариваемся с Сашей, что утречком он собаководов
дополнительно предупредит. И валимся спать. Белье свежее, обалденно
пахнет – чувствую, что я еще не раз вспомню, как спал эту ночь
по-царски. Ну, может, и не по-царски, но по-человечески… И
проваливаюсь. Снов нет, будят словно тут же – ан нет, уже светает.
И хотя дрыхать охота, усталость как рукой сняло. Дарья Ивановна
встревожена – под окнами зверски лупцуют нижнего соседа. Ну-ка. Что
там? А там десяток черноголовых орлов лупят такого же
черноголового. С толком, с расстановкой, не суетясь. Явно получая
удовольствие.
– Это Поганов, снизу, – замечает Саша. – Раньше с отцом
приятельствовал. Потом смертельно обиделся – папантий его поддел
изрядно. Оганов, Погановым его папантий стал позже звать, после
ссоры. Очень любил плакаться, как ему с семьей тут тяжело на
чужбине, и как он ностальгирует по своей родной деревне, которая в
самом сердце гор, и как тут тяжело живется, и какие тут холодные
люди, и тыры, и пыры… Вот, мол, денег накопит, тогда уж… Ну
папантий ему сочувствовал. Машины рядом стояли, присматривали вроде
как вместе. Мы его как-то предупредили, что к его «фольксвагену»
кто-то лезет – оказалось, действительно попытка угона была. Ну в
общем, приятели, добрые соседи. А потом он возьми и ляпни (когда в
очередной раз рассказывал про ностальгию по родине и о своей
засунутой в самую жопу гор деревне) про то, какие тут холодные люди
и как тут тяжело жить, и про то, как мало у него денег, что вот
хотел перебраться с бизнесом в Москву, ведь Питер такая дыра, тут
не развернешься, нечего тут делать нормальным людям, да дорого
четырехкомнатную покупать, а в трехкомнатной ему с женой тесно
будет, они так жить не привыкли. Ну тут папантий и подпрыгнул и
залепил: а почем в твоей деревне квартиры? А что? Да ничего, прете
сюда, в тюрьму народов, словно вам тут медом намазано, и только все
хаете, как вам тут худо. Чего дома-то не сидится, если тут дыра не
для нормальных людей? Ну тот и обиделся смертельно, здороваться
перестал.