Наконец начинает доходить. А еще у меня нет сумки с
медикаментами на боку. Башка гудит. А ухо болит. Трогаю – там
мокро.
– Этот урод у тебя сумку сорвал! И по каске настучал. У
него то ли фомка, то ли монтировка. У вас каска криво сидит! Да не
слышит он вас! Ну давай, оклемывайся, Жеппа!
Ага, по последнему, что я выловил из кучи разноголосых
реплик, – и братец тут.
– Куда он побежал?
– Не знаю. На вот тампон, прижми ухо, а то кровит.
– Я видела! За ним двое патрульных погнались.
– Знаете, мне бы присесть, а?
– Пошли в медпункт!
В медпункт – это я с радостью…
Ввалившись в палатку, сгоняем дремавшего сидя
мальчишку-санинструктора с его насеста. Это тот, который истерику
закатил и был подвергнут рукоприкладству. А сидел он, оказывается,
на сложенных стопкой касках. Вона как нашими трофеями
распорядился.
Мы, копая немецкие окопы, однажды нашли стопку из составленных
друг на друга восьми касок – пулеметчик на них сидел… Откуда
он каски надыбал при том, что рядом ни одного шкелета не было (мы
метров пятьдесят – шестьдесят по траншее все взрыли в полный
профиль), – неведомо. Причем и каски были какие-то
разношерстные по окрасу – и зимние, и летние… Почему ему ящики
не подходили, а там в траншее и снарядные, и минометные, и черт
знает какие еще откопались. Тоже непонятно. Мы вот на этих касках
пробовали сидеть – так задница устает быстро… На ящиках
лучше.
Но ящиков у нас нет. Сажусь на теплые каски. Неудобно, как в
детстве, но очень приятно. С меня снимают мою собственную, хотят
кинуть в сторону. Не, так дело не пойдет, меня сегодня шлем
спас – следы от ударов четко видны на шаровой краске. От души
сволочь бил. Ничего, я его рожу запомнил, свидимся еще.
Нос затыкают ватой, даже кто-то из особо умных рекомендует
запрокинуть голову, но с этим советом тут же сам оказывается
заткнутым. Сижу как положено – носом книзу. Братец своими
клешнями вату прижал к уху, видно, пряжка от сумки зацепилась, вот
и надорвало ухо-то. Ладно, сейчас кровь свернется, можно будет
действовать дальше.
– Это уже совсем дело дрянь, – громко заявляет
братец.
– Вы о чем? – удивляется светленькая
толстушка-медсестричка из приданных.
– Да о том! Вон старшенькому по голове настучали, звон был
как в Ростове Великом при большом церковном празднике. Мы тут сидим
на птичьих правах. Дальше что? Мне тут несимпатично. Причем –
ни разу!