Мое внутреннее блаженство прерывает Анна. Она врывается в зал, взмахивает рукой и начинает туманную речь:
– Я так счастлива! Где же тут балкон? Подышать хоть выйти. Мое лицо в то время можно сравнить с меловой доской универа – минимум смысла и максимум показов. Затем наступила вторая часть апофеоза:
«Что за дурацкий балкон? Погнившие балки, вкус дождя. Я не – на —вижу такое, слышишь, бедный поэтишко, мне не нравится здесь быть».
– (Я не выдержал): Так не будь. Каждый уголок принадлежит только мне. Только я проливаю гребанные слезы, чтобы меня не выселяли за долги, только я по утрам отслеживаю договорные матчи, чтобы пораньше примчаться в бар и выиграть побольше от коэффицентов. Ты не знаешь, но у меня уже голова кругом от этой « коммерции».
– Снова жалуешься, певец души прозрачной. Помоги мне с проявлением фотографий, я отправлю их на конкурс и возможно заработаем что – то.
– (Я снова не выдержал): Зачем все эти движения в никуда?
– Потому что меня бесит, что воцарился мрак в этих стенах, спасибо, что хоть отопление есть. Она притарно и точно закричала: А! Ненавижу, опять рыбный запах, грязевая комната. Прошу, прочитай свои творения, я хочу искренне впитать эмоцию и заснуть. (Тихонько начинала плакать).
Мое сердце сжалось, из – за ее капризов, из – за нее. За окном уже зажглись звездные плеяды, я на них часто смотрел в минуты безбрежного отчаяния. Они наверно что – то мне скажут. Но вот предо мной – плачущая принцесса и белоснежный графин заботы переполнен. Я подбежал, приобнял Анну, она ошеломлено упала мне на грудь. Простота и будто белая скатерть. И тут в моей разрозненной фантазии, вон там, на балконе, нарисовывается человек – он в строгом пальто, с деловым портфелем и сквозь морозный ветер говорит: «Она же истинный потребитель, всего лишь отыскала среди омертвелых квартир бастион. Ты ее греешь, подпитываешь, а взамен ничего. Но с тобой по – прежнему Ангел и ты волен подчиняться чувствам».
С этими словами он исчезает из моего отапливаемого жилища.
Финал.
На следующее утро я только краем своего больного взгляда увидел, что Анна сидит в кресле напротив в кромешной меланхолии. И тут мой слог не выдержал. С некоторой протяжкой я вскричал: «По- жа – лу- ста, больше капризничай. Ты такая мерзкая, но я так тебя люблю, капризничай, и мне станет легче»…