Когда раздался звонок домофона, за окном было темно, персонажи сериала заметно постарели, а телефон все еще находился у меня в руках. Звонок повторился. Я глянула на телефон – четыре пропущенных вызова от Дила. Время – 3:25 утра.
Поднявшись с кровати, я поплелась к домофону.
– Дил?
– Фил, привет. Извини, что беспокою, я могу подняться?
– Да какого черта?
– Я звонил, но ты не отвечала.
– Так я сплю.
– Извини, могу войти?
– Ты под кайфом?
– Нет. Уже нет. На улице реальный дубак, Фил!
Со стоном я нажала кнопку домофона. Оставив дверь приоткрытой, я вернулась в кровать. По неровной поступи, которой Дил взбирался по лестнице, я убедилась, что он все же под кайфом или как минимум пьян.
– Фил! – излишне высокопарно прошептал он, подкрадываясь в потемках к кровати.
– Я сплю, Дил, – отозвалась я, не открывая глаз.
– Ну, извини, извини. – Было слышно, как он переминается с ноги на ногу. – Я был у Найла, потом решил пойти домой, а оказался здесь.
– Ты пришлепал из Воксхолла? Да что случилось-то?
– Ничего, мы выпивали, потом он пошел спать. А я не мог уснуть, ну, знаешь, всякие мысли. И тогда решил прогуляться. Я оставил ему записку. И знаешь, это была великолепная прогулка.
– Ложись спать.
– Ага. Сейчас, подожди.
Я слышала все: как он прокрался в ванную, как прикрыл за собой дверь, как включил воду и как потом выругался по поводу ее температуры, залезая под душ. Я уже снова засыпала, когда он полез на кровать, задержав дыхание, стараясь не разбудить меня своим сопением. Такое истязание собственного организма в угоду мне вызвало у меня жалость. Я прильнула к нему, устраиваясь поудобнее в изгибах его фигуры, так хорошо мне знакомой. Его жилистое тело все еще сохраняло тепло горячего душа, и запах алкоголя смешивался с жасминовым ароматом моего мыла.
– Фил, – прошептал он.
– Что?
– Как там Генри?
– Завтра расскажу.
– Хорошо.
– А ты как? – спросила я.
Он вздохнул, потом поцеловал меня в макушку и прошептал:
– Я в порядке.
Утром я металась по комнате, примеряя разную одежду, а Дил сидел на кровати и пил крепкий кофе.
– Первый прикид был ничего, – сказал он, потягиваясь.
– Нет, слишком распутно. Я хочу понравиться матери Генри.
– Но у вас же не свидание, Джони.
Странно, он с детства не называл меня этим именем. Я приняла это за показатель крайней степени похмелья.