– Мне было грустно.
– Я имел в виду не это: как между вами случился секс?
Как быстро он перескочил с одного на другое. Да ведь ему просто насрать.
– Я же сказала, что все было по накурке.
– Да, но как именно это случилось? Что произошло?
– Как вообще у людей бывает секс, Джордж? Мы вместе в комнате Сьюзен, накуриваемся, падаем на кровать, кто-то кого-то целует, кто-то кого-то трогает, делов-то!
– Хуёв-то. Кто-то кого-то целует, и ты говоришь: «Эй, ну ты чего? Смотри, уже так поздно. Мне пора».
– Джордж, ну правда. Ты что, не можешь взглянуть на случившееся глазами человека, который живет, дышит и накурился?
– Ты хотела секса с другой женщиной?
– Джордж, суть в том, что я хотела тебя, но тебя там не было. Это нормально, я знаю, ты был занят чем-то важным. Но я была на взводе. Я шла в редакцию, посмотреть, как у вас там дела, позависать с вами или еще что, но меня пришпилило ветром к библиотечной стене, и я, закрыв глаза, ловила маленькие оргазмы, а потом они меня нашли. Я уже дозрела – бери да срывай. Господи, Джордж. Мне жаль, но я не вижу, что в этом такого ужасного. Тебе что, никогда трахаться не хотелось?
– Хотелось.
Опять это лицо. О, сколько же в ней гнева. Хочется ему врезать. Нет. Хочется кричать. Но она не станет. Так что, блядь, делать-то? Вот что она скажет, и это будет правдой:
– Я терпеть не могу чувствовать себя чьей-то собственностью. И не выношу, когда ты смотришь на меня, как на мамочку, которая тебя бросила.
Он ничего не ответил, только смотрел на нее.
– О господи, прости.
Он молчал.
– Прости, что так сказала. Я совсем не хотела.
Он сел на кровать.
– Да ну на хуй. Я прилягу. Долгая была ночь. Странная, прекрасная и, наконец, ужасная. Вечность перемен этой ночи.
Он откинулся назад, не забираясь на кровать с ногами.
– Вообще я устал. Завтра поговорим. То есть уже сегодня. Я хочу трахнуть Сьюзен. Может она прийти и трахнуться с нами?
Было что-то ребяческое в этих непристойностях. Как шутки четвероклассников о сексе.
– Джордж, мне жаль, что я это сказала.
– Знаю. Тебе пора идти.
Он закинул ноги на кровать. Дезерты на простынях. Он даже не взглянул на нее. Ей хотелось снять с него ботинки: это было неудобно, неправильно. С ней бы он так никогда не лег. Если бы она осталась.
– Уходи, – его голос звучал глухо, лицо было закрыто рукой.