Восьмой принц буравил меня полным ненависти взглядом. Я кивнула, судорожно вцепившись в крошечное платье, сшитое из лоскутков.
Я сняла свою одежду, сгорая от стыда, ведь Демант и не собирался отворачиваться, критично изучая мое телосложение и качая головой. В итоге он накинул мне на плечи свой тяжелый бархатный плащ, подбитый коричневым мехом. Меня пронзила теплая волна благодарности к этому чудовищу, ведь он позаботился обо мне и моих чувствах.
– Стыдно с такой уродливой служанкой благородным господам показываться, – ответил на недоуменный взгляд пажа в зеленой шапочке Восьмой принц и шагнул и распахнул дверь спальни, потащив меня за собой на цепи.
– Иди впереди меня, а то хлыстом огрею. В Свартхейме нельзя медлить или стоять на месте, а то порчу на смерть поставят, – проворчал мне в спину Восьмой принц, толкая в пеструю толпу гниющих средневековых дворян.
Дверь спальни Деманта вела в огромный холл, потолок которого терялся где-то в голубой туманной выси. По холлу важно прогуливались благородные господа, выгуливая на цепях своих слуг, словно собак.
Я зажмурилась, а потом снова открыла глаза – все взгляды разукрашенных живых мертвецов в плащах впились в меня. От такого внимания я чуть не запнулась и не упала, благо к Деманту сразу же подскочил какой-то гниющий дворянин в синей шляпе с пером. На цепи он держал нагую и настолько худую девушку, что я могла пересчитать ее кости.
– Этот, – вдруг отчетливо произнес Восьмой принц.
Я вздрогнула и стала затравленно озираться, вызвав острый приступ хохота у мужчины в шляпе. Его худышка смотрела на меня стеклянными и пустыми глазами, не реагируя ни на что, кроме голоса своего господина.
– Какая удача, дорогой брат, что ты наконец-то нашел кого-то уродливее себя, – сверкнул желтоватыми зубами дворянин в синем, – но твое страшилище интересно не так, как твое назначение. Ходят слухи, что ты стал Верховным Казначеем вместо Девиллина. Это правда?
– Все верно, мой любезный брат Дьюморт, – с улыбкой, таящей яд, ответил Демант, – удивляюсь тому, что ты, Верховный Царедворец, узнал об этом последним и от меня, а не от своих шпионов, которых я, кстати, уже всех переловил и обезглавил, предварительно выколов глаза и отрезав языки, ведь они каким-то загадочным образом проникли в мою личную свиту под видом слуг.