Спиралевидные, уходящие под купол музыкальные вибрации пронизывают духовный дом романской эпохи. Силуэт жрицы обозначает свое сакральное местоположение точно по центру гармонично сложенного свода единственного нефа базилики в момент растворяющегося эха последней ноты соль-минорного песнопения. Тем самым синхронно завершается путь восхождения души в духе. Но гармония звучания музыкального ряда мелодии продолжает свое развитие в тишине, пронизывая воздух и структурируя окружающую материю далеко за пределами толщи каменных стен.
Дама «с гобелена», стоя у алтаря, задумчива… Держит письмо в своих руках и молча читает его на понятном мне французском языке девятнадцатого века:
«Моя Голубка, хочу поведать Вам размышления о волнующем мою душу явлении из мира грез и загадок. Есть некая притягательная сила во вновь и вновь повторяющихся снах-воспоминаниях. Это сила зовется зовом, предназначением или миссией, если хотите. И лишь некоторые способны совершить головокружительный прыжок в бездну на пути собственного самопознания, раз доверившись этой чарующей и одновременно пугающей тяге к осознанию своей целостности.
Абсолютно каждый из нас видит такой сон, иногда на протяжении целой жизни. Но, проснувшись утром, далеко не каждый помнит его, а лишь ощущает щемящее чувство – шлейф послевкусия. И порой, осознание его повторяемости мы теряем в телесных ощущениях утреннего пробуждения».
Изящные тонкие пальцы женской руки зумом приближают рукописный лист бумаги к моим глазам. Вдруг письмо принимает вид зыбкой водной глади, становясь живым вибрирующим экраном. Сквозь каллиграфический почерк проступают очертания современной фотографии в золотой рамке – мужского портрета.
Улыбка умиротворения на неподвижном лице мужчины магнитом притягивает мое внимание. Незримый голос ниоткуда, мягкий тембр которого мне родной до сладко-щемящей боли в сердце, произносит фразу на французском языке, придавая ей объемное звучание: «Зачем вы поспешили, я ждал вас всю свою жизнь…»
Инстинктивно дама оборачивается, как бы ища источник этого голоса. На каменном полу пролит солнечный силуэт, очертания которого близки к Homos Spiritus. Этот свет, проникающий сквозь характерное для архитектуры цистерцианских храмов одно из окон в толще каменной стены, с поразительной точностью знатока анатомии, оставляет «на груди» силуэта – слева – роспись божественного художника, по форме напоминающую человеческое сердце.