Душа композитора отозвалась бы на совсем иные виды. Или – на тамбовские степи с перелесками, нагретые солнцем, с полынным запахом. Или – на берега Волхова и густые леса Онега.
Когда композитор жил в Америке, он вспоминал новгородские земли, изрезанные реками и речками, с заливными лугами. Вспоминал и озеро Ильмень, его неоглядный простор, каменистый берег с травой, синевато-серые волны под небом с белоснежными кучевыми облаками. Вспоминал и монастыри, разбросанные вокруг Новгорода…
Некогда Сергей Васильевич Рахманинов высказал заветное желание, чтобы в день его отпевания прозвучала музыка из им написанной «Всенощной». Голоса в хоре, что напоминают колокольные созвучия, и чистая печаль тенора: «Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, по глаголу Твоему, с миром…»
Есть в этом песнопении что-то особенно проникновенное – само соприкосновение души человеческой с Вечностью.
Но провожали усопшего под обычные погребальные песнопения. Время было беспокойное – шёл 1943 год. Ко дню упокоения найти хор, способный быстро разучить это произведение, вряд ли было возможно. Пожелание Рахманинова осталось жить в мире земном как его заповедь. Оно тоже стало частью его судьбы – необыкновенной, трагической, легендарной…