* * *
«Мы живем в переходную эпоху», – пишет Рюрик Ивнев в «выстреле», направленном в Кусикова. И продолжает: «Старое здание разрушено, и на его развалинах закладывается фундамент новой жизни. Камни и осколки мира умирающего смешиваются с кирпичами мира нарождающегося. Подобно миру социальному перестраивается мир моральный. На развалинах старой морали созидается новая. Всё, что вчера было “преступным”, сегодня является морально приемлемым, и наоборот. Литература разрушена. Нет никакой традиции».
Свое время Ивнев считал переходной эпохой: «Протечет вслед за всем уже протекшим и наша переходная эпоха. Новое общество очистится от мутных осадков».
Схожее переживание рубежа, рубежности, промежутка (почти по Тынянову) было и в начале литературных «нулевых». Литературный критик Евгений Ермолин, долгое время опекавший молодых литераторов, считал, что предыдущее поколение, которое уже состоялось в литературе, выполнило роль «могильщика тоталитаризма». И это была не просто роль, а «великое историческое дело русской интеллигенции», ее «героическая миссия» («Новая литература на рубеже веков»).
«Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем…»
А затем, после отбытия похоронной команды могильщиков, должно начаться «новое». «Сидим в зале ожидания, а вылет всё откладывается. Да и не понять, куда, собственно, мы собирались, зачем паковали багаж» – еще в 2003 году писал Ермолин, который сам причислял себя к «могильщикам». Героические усилия по низвержению старого мира реализованы и теперь «героям» остается лишь ждать да гадать, зачем всё это было нужно. Ни сил, ни способности что-то создать на руинах у них не было, единственно доступной им стихией оказалось разрушение.
Тот же Ермолин пишет: «Получив в 90-х годах ресурсы литературной коммуникации, многие представители пост-андеграундной словесности явили миру лишь полную неспособность показать что-то важное, что-то насущное. То, чего ждал от них человек, который попал в новую реальность». То есть восприятие рубежа было не только в контексте смены исторических и социокультурных вех, но и в плане смены роли, перезагрузки целей и задач. Нужно было новое поколение, обладающее иными качествами, чем предшествующее. Как минимум на смену деструктивному должен был прийти созидательный вектор, ну и, конечно, способность к ориентированию, адаптации в этой самой «новой реальности». В конечном счете способность к ее преображению.