– Герман, в свою очередь, займется работой, которая позволит нам сохранить высокую востребованность и, несомненно, поддержит как мое главенствование, так и Валериана, – Бодрийяр-старший выдавил еще одну ядовитую улыбку в адрес своего сына, скрывая ее за учтивым кивком. – Его деятельность, практически незримая для чужих глаз, но, бесспорно, важная для общего успеха… будет заключаться в очистке нашего доброго имени от всякого смрада, который неизбежно преследует тех, кто движется вперед.
Болезненно бледное лицо наследника озарилось тревогой. Он не знал, о чем именно говорит отец, но ощущал, что истина превзошла все самые худшие его предположения.
Однако не успел сын ответить, как дверь, скрывающая тяжелую беседу от лишних слушателей, наконец, отворилась. Первой показалась нянька Мари, ведущая под руку ослабленную, вялую и бледную хозяйку.
– Мама! – испуганные сыновья кинулись к Ангелине, скорее перекладывая ее тонкие руки на свои плечи.
Николас брезгливо фыркнул, предполагая, что в этот раз, должно быть, преувеличил дозировку эликсира, сдабривая бренди наспех.
– Вы не сделаете этого, мистер Бодрийяр, – осипшим голосом произнесла Ангелина. В ее тоне читалась мольба, но намерения были твердыми и решительными. – Вы не можете так поступить с ребенком.
– Я могу все, моя дорогая миссис Бодрийяр, – парировал ее супруг, с неприкрытым отвращением всматриваясь в супругу. – Вопрос в том, что можете вы? Удержаться от лишнего стаканчика бренди, право сказать, для вас проблема. Еще большая – привести себя в должный вид, прежде чем являться в мой кабинет без приглашения.
Ангелина пошатнулась, и Мари не смогла сдержать взволнованного вскрика. Но Николас не двигался с места. По правилам дома, жена не могла даже присесть без одобрения мужа, а потому сыновьям и няньке приходилось поддержать ее под руки, пока беседа не будет окончена.
– Я знаю, что вы хотите от старшего, и так не должно быть, – повторила миссис Бодрийяр, теряя последние силы. – Он не предназначен для этого, мы можем найти ему дело лучше!
– Лучше?! – стремление отца держать ложно достойный образ перед сыновьями было велико, но отнюдь не бесконечно. Старик повысил голос, и по его рыхлым щекам недобро заходили желваки. – Да то, чем станет заниматься ваш ненаглядный Герман, для него должно быть делом высшей чести. Он примет это с достоинством, и все тут!