От этого почему-то перехватывало горло и сердце начинало биться быстро и неровно, отдавая в кончики пальцев смутным и неясным желанием прикасаться еще и еще…
Пальцы дрожали и не слушались, когда она пыталась ослабить ему воротник, жадно всматриваясь в плотно сомкнутые веки и вздрагивающие губы. Ровные, красиво очерченные губы, сейчас разбитые, но все равно притягивающие как магнит.
Иллис вздрогнула, вспоминая, как они кривились в брезгливой высокомерной усмешке. Вскоре наверняка опять так и будет, но сейчас – плевать! На все плевать.
Она словно забыла, где она и с кем, с головой уйдя в новые ощущения. Пальцы легко прошлись по скуле, чуть задерживаясь около ссадины. Потом скользнули вниз, к ключице, погладили, тронули ямку у основания шеи. Она слишком давно хотела это сделать. Слишком давно…
И от интимности жеста, от давнего изматывающего желания, которому он сейчас совершенно не мог сопротивляться, Кириан вдруг дернулся и застонал.
Иллис тут же вскинулась.
– Что? Больно? Вот тут? – она склонилась вперед, продолжая осторожно ощупывать поврежденное место. Ее волосы коснулись его лица, чуть не вырвав у него еще один стон.
Да, больно! Ему везде больно. Давно уже. Больно, сладко, невозможно!
Но он все еще Кейрош. И у него еще осталась гордость. Немного, но осталось. Кириан открыл глаза и перехватил ее руку с платком, испачканным в его крови.
– Уходи. Пожалуйста, – голос звучал глухо и рвано, слова с трудом продирались через одеревеневшее горло.
– Нет! – Иллис упрямо помотала головой. – Тебе к лекарю надо. Я отведу.
– К лекарю… – машинально повторил он, все еще продолжая держать ее кисть. – К лекарю… – и внезапно рассмеялся каким-то жутковатым хриплым смехом. – К лекарю?! – наконец закричал он и неожиданно закрыл лицо обеими ладонями. Потом медленно, словно собираясь с силами, опустил руки.
– Мне не нужна твоя помощь.
Кириан тяжело поднялся на ноги, но тут же пошатнулся и привалился плечом к стене, пережидая приступ головокружения.
Иллис смотрела на него молча, не двигаясь. Только губы дрожали. И этот взгляд, полный искреннего беспокойства, боли и чего-то еще неосязаемого, неясного, но дававшего пустую глупую надежду, стал последней каплей. Невыносимо!
Все собранное по крупицам спокойствие разлетелось в момент, как шелуха от порыва ветра. И стало окончательно плевать, как он будет выглядеть в ее глазах. Он больше не мог притворяться, что ничего не чувствует.