В зверей. В берсерков. В монстров. И как бы мне ни претили любые традиции, я все же ем отвратительные внутренности оленя каждый день, как порядочная Бессердечная. Ведь мне нравится осознавать себя адекватной.
Потому что однажды я познакомилась с тварью внутри себя. И в тот день поклялась, что больше никогда не выпущу ее наружу.
Пятеро мужчин умерли от твоих рук, омерзительное ты создание…
Я отгоняю мрачный голос, отрывая полоску оленьего мяса и приправляя его травами из корзины. А затем проглатываю все одним махом, стараясь не кривиться. Хоть голод и нельзя полностью заглушить едой, он все же немного утихает, к моему облегчению.
Я мою руки в стоящей в углу каменной чаше и сажусь на подушку рядом с Кравом.
– Итак, как прошел твой день?
Он сидит, надувшись.
– Могла хотя бы искалечить этого келеона на всю оставшуюся жизнь.
– И у меня все прекрасно, спасибо, что спросил, – щебечу я и встаю. – Где Пелигли?
– Может, спит? Я ей не нянька.
– Пелигли! – кричу я у лестницы. – Ужин готов!
Вслед за шелестом одеял слышится легкий топот по деревянному полу, и высокий голосок отзывается: «Зера, Зера, Зера, Зера». Копна морковно-рыжих волос сбегает вниз по ступенькам и врезается прямо в меня. Пелигли – первая Бессердечная Ноктюрны – задирает голову вверх. На бледном круглом лице четырехлетней девочки румянец, в черных как ночь глазах сияют искорки. Ей не терпится приступить к еде – ее зубы, длинные, неровные, острые, точно кинжалы, медленно растут, вылезая из маленького детского ротика. Мы способны контролировать появление своих чудовищных клыков, но в состоянии голода это дается сложнее.
– Зера! Ты вернулась! Ты сегодня заработала монеток? – спрашивает она.
– Монеток нет. Но я сделала несколько ужасных вещей, так что день прошел не зря. – Я с улыбкой убираю пальцем пылинку из уголка ее глаза. Пелигли протягивает ко мне ладошки, показывая, что «хочет на ручки», так что я подхватываю ее, сажаю на бедро и подхожу к оленю.
– Мне нравятся ужасные вещи, – заявляет она.
– Ничего подобного.
– Нет, нравятся! – настаивает она, вырываясь из объятий. Я отпускаю Пелигли и смотрю, как она мчится навстречу ужину. Пухленькими пальчиками девочка выковыривает оленьи глаза, закидывает их в рот, словно вишенки, и счастливо жует, повторяя: – Ужасные вещи – это интегесно!