В конце концов Прелесть поднимает вуаль и откашливается.
– Цена королю – миллион – нет! – триллион золотых монет. Нет – семь триллионов! – Смех придворных становится громче. Прелесть краснеет, как свекла. – Простите, ваше величество. Мой отец никогда не учил меня счету. Только шитью и прочему.
Король добродушно улыбается.
– Все в порядке. Это был очаровательный ответ.
Принц молча указывает на Грацию. Судя по лицу, он явно не впечатлен.
Она делает реверанс и поднимает вуаль.
– Ценность короля невозможно измерить, – чеканит девушка. – Она словно самая высокая горная вершина Толмаунт-Килстеды и так же широка, как Бескрайние болота на юге. Ценность короля глубже темноты на дне Бурлящего Океана.
В этот раз придворные не смеются. Кто-то начинает негромко аплодировать, остальные подхватывают.
– Очень красноречиво, – говорит король. Девушка, очевидно довольная собой, вновь приседает в реверансе и с надеждой смотрит на принца Люсьена. Но он лишь сильнее морщится.
– Теперь ты, недотепа. – Принц наконец указывает на меня. – Что скажешь?
Его оскорбление жалит, но всего на мгновение. Конечно, я нескладная по сравнению с ним. Как и все остальные. Полагаю, единственный, кто не кажется принцу нескладным, смотрит на него из отражения в зеркале.
Я выдерживаю его взгляд, обжигающий кожу, точно солнечные лучи. Его презрение ко мне, к стоящим рядом девушкам, ко всем знатным особам в этом зале ощутимо. Он ничего не ждет от меня, впрочем, как и от остальных, – я вижу, как в миг, когда я открываю рот, глаза его затуманивает отвращение.
Он не ожидает ничего выдающегося. Значит, я должна измыслить нечто особенное.
Я медленно поднимаю вуаль и произношу:
– Цена королю – одна картофелина.
Воцаряется тишина, а затем волна шока прокатывается по залу, звучат вздохи и возмущенные шепотки. Стражники-келеоны, бешено виляя хвостами, стискивают свои алебарды и щурят глаза, напоминающие кошачьи. Любой из них способен разорвать меня пополам, словно лист бумаги, вот только это не убьет меня. Лишь выдаст как Бессердечную – прислужницу ведьмы – всему королевскому двору, а это куда хуже, чем выпущенные кишки. Ведьмы верят в Старого Бога и воевали против людей в Пасмурной войне. Мы враги.
Я враг, надевший личину знатной барышни, только что оскорбившей короля в глупой надежде привлечь внимание принца.