Егор еще раз дошел до ворот и обратно и уселся на низкую кирпичную кладку, отделявшую колонку от аллеи. Вода в натекшей из крана луже отчетливо воняла канализацией, и запах напрочь отбивал желание освежиться.
Рома опаздывал на час, и Егор даже предполагал, что могло задержать этого мудака. Наверняка тот никак не мог распрощаться с Катькой. Еще бы! Если б Егору привалило такое счастье, он бы ее на службу с собой брал, чтоб не отрываться, или вовсе бы уволился. Но ему не свезло, хотя он старался, да! Катя долго мялась, а потом выдала натужное про друзей и «хорошего человека». Как будто ему легче должно стать от того, что он хороший. Хотя, может, так и есть – у него даже разозлиться на Катю не выходило.
Зато добрые люди вчера рассказали, кому удача привалила.
Егор сначала не поверил – все переспрашивал, как дебил: мол, точно видели, не перепутали? На что его сочувственно хлопали по плечу и клялись мамой, что да, своими глазами, по Новаторов шли, за руки держались.
Егор к Роме ходить не стал. И звонить – разговаривать тоже. Чего тут ходить и о чем говорить? Был друг – теперь нету. Была любовь – теперь тлен.
Напился вчера, конечно, до белых глаз. Вроде как до полночи с кем-то разговоры тер, но проснулся почему-то дома – с тяжелой, как чугунное ядро, башкой и желанием вылакать если не Онзу, то два ее притока точно. До смены, правда, пришел в себя, даже побрился не порезавшись. И на Раевском стоял ровно в семь.
Один, как идиот, стоял, а Ромы не было. Потому что тот наверняка торчал у Катьки на кухне и пил чай, который она заварила. С мятой. Она всегда делала мятный чай, и это единственное, что не устраивало в ней Егора. Мяту он не любил.
Зато теперь чай ему не грозил – весь чай был готов выхлебать Ромыч. Удобный парень.
Часы на запястье пиликнули, отмеряя очередной час.
Егор пятерней зачесал назад светлую челку и открыл папку с разнарядкой.
И дел-то было – всего ничего: поговорить с уже почившим свидетелем. Сам мужик помер от цирроза пару месяцев назад, поболтать с ним надо было про налет на ювелирный, тоже несвежий – двухгодичной давности. В управе очередное перетряхивание старых папок – начальник сменился, лютует.
Егор проверил шнуровку на берцах, не выдержал – стянул форменную куртку и остался в майке. Все равно никто не увидит, дураков нет – в такую жарищу по погосту шляться.