– Ненавижу[5], – хрипло повторил я, отлепляясь от забора и не отрывая взгляда от дороги, – и не прощу. Никогда, что бы…
В эти минуты я необыкновенно остро понял антисоветчиков. Людей, которые ведут безнадёжную борьбу с системой, выходя на улицы и площади советских городов с самодельными плакатами, распространяя данные о событиях в Новочеркасске[6], и требуя всех тех прав и свобод, которые для меня, человека двадцать первого века, кажутся не только естественными, но и неотъемлемыми…
… но похоже – только кажутся!
Ощущая себя так, будто только что вышел из больницы и не привык ещё к собственному телу, я медленно прошёл в калитку, закрывая её за собой. Шаг, ещё шаг… дорожка от калитки, ведущая к крыльцу хозяйского дома и времянке, которую мы снимаем, необыкновенно отчётливо врезается в память, и наверное, я навсегда запомню её. Булыжники, обкатанные речной водой, куски кирпича, непригодные для чего-то большего, и кое-как обтёсанные куски бревён, давно уже трухлявые и требующие замены.
Несколько слепит глаза солнце, стоящее сейчас почти в зените и не прикрытое облаками, тревожит кожу ветерок, принося всю богатую палитру деревенских запахов. Хороший день… и это кажется отчаянно несправедливым!
Очень хочется лечь и не думать ни о чём, а просто грызть кулаки, выть беззвучно и желать, чтобы отец – вернулся, а эти, в сером, сдохли! Вся этак КГБшная мразь…
Шаг… я вижу маму, раскачивающуюся на табуретке, и кажется, не замечающую никого и ничего. Она шепчет что-то на иврите… хотя что может шептать дочь раввина в такие минуты?!
«– Мать береги» встаёт передо мной, и, с невообразимым трудом сбросив с себя покрывало серого морока, я выпрямился и вздохнул полной грудью, от чего внезапно закружилась голова – наверное, о того, что всё это время я бы скрюченным, скукоженным и дышал через раз… А впрочем, неважно!
– Всё будет нормально, мама… – засуетился я, не пытаясь выдёргивать её резко, – вот увидишь! Я сейчас чаю сделаю, мы попьём и подумаем, как нам быть и к кому общаться.
Ноль эмоций…
– Вот увидишь! – через силу продолжаю я, – Всё образуется! Сейчас не тридцать седьмой!
Оставив дверь открытой, я засуетился во времянке, пытаясь сообразить, как же работает этот чёртов примус?! Видел несколько раз, и со стороны это казалось чем-то примитивным, но нет… есть какие-то нюансы, о которых я ни сном, ни духом!