– Мадам, в ваших интересах нам все рассказать, – подал голос Эмиль.
– Это почему?! – тотчас взвинтилась она.
– Вы боитесь, что он все-таки виноват в пропаже своих друзей.
Сердце Веры упало, она вспыхнула, ощутив, как на лбу выступили капли пота и опасно подскочила температура ушей. Господи, что он несет? Какой же грубый. Боясь увидеть последнюю степень гнева на лице Моник, Вера все же подняла на нее глаза, сделав это очень медленно, будто собиралась посмотреть в лицо Медузе Горгоне.
– Участие в преступлении – это серьезно, мадам Роллен. Надо уже сейчас искать смягчающие обстоятельства, – слова Эмиля прозвучали довольно убедительно, но все равно были произнесены не слишком вежливо.
Моник поднялась.
– Его отец вас нанял, боясь, что он станет третьим! А не для того, чтобы вы его за решетку упекли. С чего вы вообще взяли, что он принял участие в преступлении? Он, что, двух взрослых мальчишек четырнадцати-пятнадцати лет где-то насильно удерживает? Это вы хотели сказать? Или что-то еще хуже?
Она запнулась.
– Лучше присмотритесь к этому… как его! Эрику Куаду.
– Спасибо, мадам. – Эмиль качнул головой, глядя куда-то в сторону и, очевидно, не замечая, в каких чувствах та пребывает. – Вы нам очень помогли. Идемте, Вера.
Глава 4. Guilty pleasure[9]
Это было волшебное место для пятнадцатилетнего мальчишки – лавка чудес, набитая барахлом от пола до потолка, антикварный магазин, в котором стен не видать из-за обилия вещей. И где – прямо под моей квартирой в доме на углу Риволи и 29 Июля. Описать его слов не хватит. Просто вспомните лавку старьевщика из бальзаковской «Шагреневой кожи»: эти туннели, узкие проходы, углы, повороты… Лампам из бронзы, фарфоровым вазам и статуэткам, старинной мебели, книгам, одежде из разных эпох, пахнущей нафталином, там не было числа. Какие-то механизмы не то из разобранного граммофона, не то из старого радиоприемника соседствовали с репродукциями в подражание Ренессансу, египетские кошки, сделанные, разумеется, не при царствовании Эхнатона, но при Наполеоне уж точно, лежали вперемешку с велосипедами и старыми немецкими печатными машинками.
Столько интересных вещей я не видел никогда!
Весь Париж тащил папаше Массену старье, освобождая квартиры, которые модно было нынче обставлять в стиле минимализма. Сам он объезжал всю Францию в поисках товара.