Дмитрий спустился вниз в свою небольшую комнату с крошечными окнами, которые теперь поминутно заливало серыми волнами. Стол у окна был усыпан брызгами, и оставленные смотрителем книга и журнал метеорологических наблюдений успели основательно промокнуть. Он поспешно убрал их в ящик стола, предварительно смахнув холодные соленые капли, и подошел к плите, проверяя готовность картошки, которую варил прямо в мундире. У него еще оставалось немного зелени, слегка завявшей за неделю, хоть он и старался хранить ее в кастрюле с пресной водой. Хлеба он ел немного и складывал буханки в морозилку сразу порезанными, время от времени доставая пару кусков, если готовил что-то сложнее макарон или гречки с тушенкой. Нож легко вошел в картофель, оставив рыхлый дымящийся след. Дмитрий выключил плиту, слил воду и переложил картофель в алюминиевую тарелку. Ветер снаружи крепчал, и к ночи обещал начаться тот самый шторм, о котором давно уже возвещал барометр неизменным падением столбика. Картофель уютно дымился и приятно обжигал пальцы. Дмитрий прикрыл глаза, ощущая на языке его вкус и тающие крупинки соли. Кажется, в последний раз он пробовал такую простую пищу только в далеком детстве, когда дедушка учил его запекать овощи прямо в костре, а потом есть их с горелой корочкой, окуная в солонку и вприкуску с зеленым луком. За годы, проведенные на большой сцене, Дмитрий успел забыть этот странный вкус уюта и одиночества, и с наслаждением впился зубами в обжигающий неочищенный картофель.
Воспоминания с головой накрыли смотрителя, словно надвигающийся шторм, и он откинулся на старом скрипевшем стуле, обитом выцветшей зеленой материей, знававшей наверняка еще времена Сталина, и радостно выдохнул. Вот уже целый год, как он тут совершенно один, но осознание счастья затопило его только теперь, в преддверии первой за этот год бури в той части Тихого океана. Недели, проведенные на маяке со стариком, пролетели для Дмитрия словно один день – в постоянных заботах и недосыпе. Старик ложился поздно и вставал рано, не любил чая и книг, зато часами мог поправлять давно никому не нужную ограду на островке, курил, как заправский пират, и все время что-то рассказывал, ни о чем не спрашивая самого Дмитрия. Он так и уехал с острова, не узнав, чем занимался его преемник в прошлой жизни и почему решил бросить все и поселиться на маяке. Поначалу это немного коробило нового смотрителя, и он то и дело порывался что-то о себе рассказать – давала знать многолетняя привычка, выработанная в бесчисленных интервью. Но старик, казалось, вовсе его не слушал, снова заводил шарманку про океан, про свою погибшую жену, про ностальгию по фонарю, который давно сменила автоматическая установка… И Дмитрий смирился, весь обратившись в слух. В конце концов, он и так слишком много говорил когда-то, пришла пора помолчать и послушать шум моря и байки старого смотрителя. И когда старик поднялся на борт вертолета, Дмитрий понял, что ему будет не хватать этой бессмысленной фоновой болтовни.