Да, она с трудом вмещает всю нежность, любовь к своему малышу, хочет видеть его, пересчитать пальчики на ногах и руках, заглянуть в глаза… Но ведь это…
Энн Хауард считала дни, но боялась каждого нового утра.
***
24 декабря 1960.
Она не была готова!
Утро Сочельника началось внезапно, когда тишину спальни прорезал дикий вопль Энни. Её муж, уже привыкший просыпаться от любого шороха – Энни считала это замечательным навыком, когда родится малыш! – вскочил с постели и увидел, как исказилось от крика лицо жены, она схватила его за запястье, попытавшись приподняться.
– Мне ещё не пора, не пора… – причитала она. – Только неделя!
Она в страхе опустила ладонь на живот, проговорила умоляюще:
– Малыш, потерпи немного, не сегодня, прошу тебя…
Очередная схватка заставила её вскрикнуть.
Лицо Энни исказила судорога боли, и оно изменилось до неузнаваемости, резко утратив былую привлекательность. Девушка разом страшно побледнела, а потом к её щекам прилила кровь, и кожа местами покрылась красноватыми пятнами. В её теле вдруг пробудилась какая-то злая сила, с которой она держала руку супруга, причиняя ему боль.
– Больно… – вскрикнула она, и повлажневшие от непролитых слез глаза заметались по комнате, словно она стремилась запомнить каждую деталь обстановки перед тем, как сойти с ума.
Жена Калеба горела дьявольским огнем, а внутри неё, будто маленький враг, малыш устремился к жизни, к выходу с таким упорством, что удивительно было, как женщина ещё цела. Муж горел вместе с ней, как и клялся когда-то; и в болезни, и в здравии.
Потом молодой мужчина почувствовал, как жена отпускает его руку. Он испугался было, что она начала слабеть, но она лишь положила вторую руку на живот, и сотрясаясь от усилившихся схваток, попыталась выровнять дыхание. Надрывные вдохи её вскоре превратились в связную, но чуть слышную речь:
– Калеб, разбуди маму, приведи сюда, а после… – она скривилась от очередной судороги схваток, – после делай, что она скажет!
Он смотрел на неё ошарашенно секунду, как будто неожиданно разучившись понимать человеческую речь. Он только видел измученное лицо любимой; она смежила веки, прикрыла глаза, на кончиках ресниц несколько прозрачных капель никак не желали упасть… Потом, найдя в себе немного сил, она повторила:
– Калеб, ко мне маму… приведи… прошу тебя…