– Мы решили, что положимся на волю Божию…
– И вот она… Что это, если не рука Провидения?
Братья ещё долго молча смотрели в окно, не в силах в полной мере осознать всего произошедшего.
XIV
Утром Великие Князья прибыли в заснеженный Петербург. Их сразу же повели в кабинет отца, где тот испустил дух. Там сыновьям открылась страшная картина. Кровь уже смыли, но одежда убитого Государя, превратившаяся в клочки, свидетельствовала о невероятной тяжести ран. От длинной шинели Александра II, который был высок ростом, остался лишь крошечный кусок материи, небольшая пелеринка.
– Вы себе даже не представляете… Вся лестница и коридоры были покрыты его кровью. Целые лужи крови… – мрачно поделился Владимир Александрович. Он закрыл глаза и потряс головой, словно пытаясь избавиться от жутких воспоминаний, которые стояли перед глазами.
– Мы хотим увидеть Папá… – время от времени Сергей брал на себя труд говорить и за себя, и от лица младшего брата, будто они были одним целым, и у Павла не могло быть других чувств, желаний или стремлений. Младший брат не обижался, поскольку понимал, что Сергей делает это исключительно из любви к нему. Кроме того, в тот раз желание Павла не расходилось с видением старшего брата.
Останки зверски убитого Императора были перенесены в Большой храм Зимнего дворца. Братья приложились к телу. Павел смотрел на изувеченного старика в гробу и не мог узнать в нем отца. Нет, внешне это был Александр II, хоть и истерзанный и заметно постаревший. И все же, это был не он. Без царственного величия, без обуревающих чувств и страстей это было лишь тело. Лишь холодная плоть без отцовской души. Павел надеялся, что рядом с останками он почувствует родителя, но к его огромному огорчению этого не произошло.
После долгой молитвы осиротевшие сыновья отправились на место преступления, где насилу протиснулись сквозь рыдающую народную массу. Узнав их, какой-то старичок обратился к собравшимся, чтобы те пропустили детей погибшего Государя. Толпа почтительно расступилась. Мостовая была устлана цветами и венками. У выставленного образа в почетном карауле стояли часовые. Горе народа, которое в тот момент ощутили братья, тронуло их до глубины души. Вся страна скорбела вместе с ними. Это не могло залечить раны, но придавало сил и веры в то, что страшная жертва, принесенная отцом, была не напрасна.