– Вот так надо. Понятно?
– А в чём смысл?
– А ты попробуй.
Я попробовал потереть эту стружку мокрой тряпкой, и вмиг образовалась густая пена. Гениально! Этим способом мы раза в три быстрее всё сделали, и теперь камбуз просто сверкал. Дима, как и обещал, напоил нас сладким чаем, и мы отправились в роту готовиться к обеду.
Тем временем в роте завершалась приборка. Полировались зеркала и натирались белые полосы на взлётке – так называлась палуба. Всё очень просто: то, что должно блестеть, должно блестеть, белое должно быть белым, зелёное – зелёным и т. д.
На белые полосы, надо сказать, было запрещено наступать в принципе, и теперь стало понятно почему – слишком быстро пачкаются и слишком долго полируются. Ещё я увидел нашего «Алёшу», ходившего по роте с полотенцем, которое он крутил в руке, как пропеллер, видимо, пытаясь взлететь.
– Миш, ты чего делаешь?
– Как чего? Весну призываю.
– Не понял. А это как?
– Ну вот так, крутишь полотенцем и приговариваешь: «Весна, приди! Весна, приди!»
– И как успехи?
– А ты что, запаха не слышишь?
Я принюхался, и действительно, в роте пахло какой-то невероятной свежестью. Оказалось, что в полотенце, которым ходил и крутил Миша, он выдавил зубную пасту. Всё это смачивалось водой, растиралось, и вот приманка для весны была готова. Оставалось только распространить этот запах по всем помещениям.
Вскоре прозвучала команда дневального:
– Рота, приготовиться к переходу на камбуз! Форма одежды номер три!
Через пять минут прозвучала вторая команда:
– Рота, построиться для перехода на камбуз!
Мы построились и пошли.
Дежурный, остановив строй перед входной дверью камбуза, скомандовал:
– На камбуз по одному шагом марш!
Все начали быстро заходить внутрь. В какой-то момент я сам оказался у порога и буквально оцепенел на несколько секунд.
– Хули встал? Шевелись давай!
Быстро придя в себя, я вошёл. Что со мной было? Я искал место, где можно было разуться. Искал и не мог найти. Да, я понимал, что только что несколько десятков человек спокойно зашли сюда в берцах и сапогах. Никто не снял свою обувь и не поставил её у стены. Но я отказывался в это поверить. Поверить, конечно, пришлось, но ступал я уже совсем с иными чувствами. Совсем не так, как раньше, до близкого знакомства с этой палубой несколько часов назад. Камбуз теперь стал мне немного роднее. Вот оно, открылось… Как в спектакле у Гришковца: «Это тебе палуба. Пока не полижешь – не полюбишь».