– Я жертвую принципами ради достижения цели. Вон, кажется, прямо под нами ложа почище и попросторней, – проговорил Никос, увлекая за собой мистера Редли.
Напарники удобно уселись за дубовый стол. Мистер Редли долго обсуждал меню с официантом – низкорослым подростком, который с нескрываемым любопытством смотрел на незнакомцев. Справедливости ради следует заметить, что разведчик космического спецназа, находясь в командировках, не стеснял себя расходами, так как твердо знал, что отчитываться будет совсем по другим вопросам.
– Что-нибудь пикантное? – поинтересовался подросток-официант. – Есть живые крысята. Готовятся на крови кобры. Студень из белой многоножки.
Мистер Редли отрицательно покачал головой. Он предпочел проверенную баранью лопатку, поджаренную на углях, кусок холодной буженины с хреном, лепешку, много зелени и, обязательно, красного перца.
– Что будете пить?
– Я слышал, у вас варят отменное пиво?
– Наследник пьет, например, только темное из ячменя.
– Отлично, мне большую кружку, оруженосцу два стакана компота из вишен. Напитки подайте сразу. В горле пересохло. Мы выпьем за здоровье наследника престола.
Напарник заказал котлетку с пюре и две пампушки с кремом. Мистер Редли и Никос огляделись.
В это время под свист присутствующих на арену выскочила странная пара: худой и сгорбленный старик передвигался на четвереньках, за ним шел краснолицый улыбающийся толстяк. На шее у старика болтался кожаный ошейник с поводком, конец которого крепко сжимала волосатая рука толстяка, другой он лениво помахивал хлыстом. С равными промежутками толстяк нахлестывал старика по мягким частям тела и выкрикивал: «Ищи, колдун, мясо, где зарыта самая сладкая косточка?!» Старик разводил руками, жалко кривил лицо, по щекам катились слёзы. «Ах ты, поганец, не найдешь?! Мы тебя сожжем! – толстяк стал наносить удары чаще и сильнее. – Сожжем тебя и всех колдунов!» Оглушительные крики одобрения разнеслись по залу: «К столбу его, в огонь!»
– Остановись, мерзавец, не то сам хлыста получишь! – раздался звонкий голос Никоса.
Тихого, интеллигентного, доброго мальчика было не узнать. Особенно изменилось выражение лица: глаза горели неистовым пламенем, щеки зарумянились. Он наклонился над перилам ниши.
Присутствующие замерли, словно пораженные молнией.
– Брось хлыст и вон из зала на четвереньках! – прозвучал голос мальчика с такой силой, что задрожали светильники.