Он сейчас так откровенен. Так искренен. Мне кажется, что я вижу его настоящего, скрывавшегося под маской.
Мне приходится напоминать себе, что нужно печатать, пока он продолжает:
– Когда я погружаюсь в музыку, остальное перестает иметь значение… Потому что вся скверна исчезает, и я будто становлюсь совершенно чистым холстом. Который превращает меня в то, что необходимо нотам, аккордам и текстам. Словно на меня накладывают заклинание, и я перестаю быть человеком. Более я не материя, занимающая пространство… Я чистейшая энергия. Сосуд для магии, которую даже не могу объяснить. Все, что я знаю, – эти искры волшебства… Лучшее чувство в мире. То, ради чего я живу и дышу. Вот что мною движет.
Открыв глаза, Феникс встречается со мной взглядом.
– Всякий раз, когда пою или играю, я становлюсь подлинной версией себя. И это единственное время, когда мне не хочется быть кем-то другим.
Мое сердце сжимается, когда я заканчиваю печатать его слова.
– Это… здорово.
Не думаю, что у миссис Герман возникнут проблемы с данной частью проекта.
Точно нет. Она захочет приблизиться к солнцу.
Сохранив документ, я отправляю его Фениксу по электронной почте, чтобы он мог сдать его. Часы в правом углу ноутбука показывают двенадцать пятнадцать. А это значит, что у нас еще есть время, прежде чем мне придется уезжать.
– Мой комендантский час теперь сдвинут до часу ночи. – Не желая показаться отчаявшейся, я быстро добавляю. – Но, если ты устал, можешь отвезти меня домой пораньше.
С безрадостным смехом он достает из кармана пачку сигарет и закуривает одну.
– Должно быть, здорово иметь родителей, которым не наплевать. – Прежде чем я успеваю спросить, что он имеет в виду, Феникс выпаливает: – Жить в этом прекрасном большом доме с достатком еды и всего остального, чего только, черт возьми, и пожелаешь.
Дым от зажженной сигареты, зажатой во рту, клубится в воздухе, а его верхняя губа кривится в презрении.
– Держу пари, родители всегда говорят, как гордятся своей милой, невинной маленькой девочкой.
Не знаю, откуда все это взялось, но его жестокие слова ощущаются как удар под дых.
– Родитель. В единственном числе. – Когда я встаю, на его лице появляется смущение. – И я понятия не имею, гордилась бы мама мной, потому что она умерла спустя несколько минут после моего рождения. – Я собираю свои вещи. – Она всегда была не более чем призраком, чья смерть разбила отцу сердце. – Недостающий кусочек, который я никогда не смогу вернуть. – Но, ради бога, продолжай рассказывать мне, насколько прекрасна моя жизнь.