За годы, что прошли с того разговора, который я вела со Шмидтом из каморки для сцеживания, число нейровизуализационных исследований, посвященных родительскому мозгу, значительно выросло. К тому же взгляд на технологии и методы анализа, которые используются в этих исследованиях, стал более критическим (в частности, это касается функциональной магнитно-резонансной томографии, или МРТ). Памятуя об этих спорных моментах, я старалась осветить те открытия, что были сделаны на стыке разных дисциплин либо подтверждались повторными исследованиями. Также я указывала аспекты, в которых исследование может показаться недостаточным или неоднозначным.
Наука не статична. Тему родительского мозга долго не считали достойной изучения. Сегодня мы уже можем лучше узнать ту историю, которую мозг способен нам поведать. Но, по правде говоря, подобные исследования только начинаются. Открытия в этой сфере будут следовать одно за другим – они уже идут – и будут поднимать все новые вопросы. Я постаралась указать, куда они способны завести.
Пока исследования сосредоточены на обычных цисгендерных гетеросексуальных женщинах, которые самостоятельно вынашивают детей. Эта ситуация тоже меняется, однако не спеша. Упоминая отдельные исследования, я называла участников эксперимента теми терминами, которые использовали проводившие его ученые. В других случаях для описания родителей я обращалась к гендерно-нейтральному языку, поскольку так будет точнее всего. Есть люди, которых нельзя определить как матерей-рожениц, однако их мозг тоже претерпевает изменения во время беременности и в послеродовой период. Вот что важно: не только те родители, что участвуют в зачатии, испытывают значительные перемены на нейробиологическом уровне, но и всякий, кто глубоко вовлечен – в плане времени и энергии – в заботу о детях.
Понятие материнского мозга не является синонимом ни женскому мозгу, ни мозгу роженицы. Это скорее мозг, «развитый в процессе проявления заботы»[1], как его назвала философ-феминистка Сара Раддик. Это мозг, вовлеченный в свойственный матери процесс поддержания жизни[2], который «старше феминизма», как написала Алексис Полин Гамбс в книге Revolutionary Mothering: Love on the Front Lines («Революционное материнство: любовь на передовой»). «Это понятие старше и футуристичнее, чем категория “женщины”». Способность к такого рода связи – фундаментальная характеристика нашего биологического вида (и других видов тоже), которая присуща каждому. Развитие этой связи – то, что определяет родительство на практике. Эта книга является исследованием нейробиологических механизмов и жизненного опыта, которые приводят мозг в состояние материнского.