Дети подземелья - страница 11

Шрифт
Интервал


Таков крестьянин Яшка из одноименного очерка (1881) – человек, живущий «для души», неколебимо отстаивающий свои убеждения, «свой прав-закон». Не желая ни на шаг отступить от своих взглядов, Яшка бросает хозяйство, семью, хотя и твердо убежден, что правды ему «не увидать».

С «неразумными» и «нелогичными» поступками обитателей далекого, затерянного в Сибири уголка знакомит нас Короленко и в рассказе «Убивец» (1882).

Один из героев этого произведения, станционный смотритель Василий Иванович, человек деградировавший, так как за свое вольнодумство спускался медленно, но верно с верхних ступеней общественной лестницы на нижние, рассказывает о недавно назначенном следователе по особым поручениям Проскурове, который пытается бороться с нравами сибирской администрации. В этой борьбе Василий Иванович оказывает всяческое содействие Проскурову, впрочем, как и целый ряд местных жителей, делающих все, чтобы столкнуть с пути честного чиновника «один, другой камешек». Вместе с тем и Василий Иванович, и местные жители заранее уверены в полном провале деятельности Проскурова. Вот если бы новый следователь, считают они, «обходцами ползать умел, величие бы являл, где надо, а где надо – и взяточкой бы не побрезгал», тогда бы его миссия могла быть успешной. «Только… черт возьми! Тогда не было бы сочувствия…» – вдруг, неожиданно для себя, делает парадоксальный вывод «сибирский вольтериянец». Так сталкивается Василий Иванович с «нелогичным» проявлением природы человека, заставляющей его вопреки разуму откликаться на любой честный поступок, даже заведомо безрезультатный.

А в написанном тремя годами позднее рассказе «Соколинец» автор-повествователь, выслушав длинную историю беглого каторжника, до предела насыщенную страшными подробностями каторжного быта, смертельно опасного побега, задает себе вопрос о странном, парадоксальном восприятии им этой истории: «И почему, спрашивал я себя, этот рассказ запечатлевается даже в моем уме – не трудностью пути, не страданиями, даже „не лютою бродяжьей тоской“, а только поэзией вольной воли?» Потому, наверное, что в рассказе беглого каторжника проявилось стихийное и не всегда осознанное стремление человека к свободе. И оно отозвалось в душе писателя глубоким сочувствием: «нелогичность» восприятия услышанной им истории автор объясняет тем «инстинктивным сочувствием» «всякой смелой попытке вырваться из глухих стен на вольную волюшку», которое, по мнению Короленко, обусловлено самой природой человека.