К утру пришёл к выводу, что и рыбалка бывает хуже неволи. Я представил, как бы они сейчас повыскакивали из машины, если бы к ним ко всем сразу пришла та самая старуха из вагона. Да, бабуля сейчас была бы к месту, не одному же мне прохлаждаться. Но чуда не произошло, и я всю ночь провёл шатаясь по берегу. Побродил вокруг костра, вспомнив почему-то папуасов с их ритуальными танцами вокруг костра. Ну что, товарищ папуас, а спать-то хочется, особенно ближе к утру.
Я, конечно, пожаловался своим рыбакам на свою неудачную судьбу ночную, когда все проснулись и стали готовить и разогревать уху, мол, больше я с вами не поеду, такая рыбалка не по мне. Хотел уже сбежать отсюда, прямо до Жуковки, пешком, жаль, дороги не знаю.
В общем, прав был Сергей, когда говорил, что уложат меня в грузовой отсек и с комфортом довезут хоть до Москвы. Ну не до Москвы, а вот до Жуковки проспал всю дорогу.
– Михеев, ау-у, просыпаемся. Анатолий Васильевич, вы меня слышите? Просыпаемся-просыпаемся.
Сквозь сон Михеев узнал голос своего лечащего врача – Анны Ивановны. «Уснул всё-таки, вот гад, вот сволочь, – думал сквозь сон Анатолий. – Ночи было мало, нет, прилёг отдохнуть – и на тебе! Правда, она сама вчера сказала, что завтра операция, в столовую на завтрак не ходить, а сходить в туалет, сделать там все свои дела и отдыхать. Ну вот, отдохнул, прилёг вздремнуть, и вот, пожалуйста, – уснул без задних ног. Эхма, как стыдно! Взрослый человек тридцати девяти лет!..»
Старшая медсестра определила Михеева в четвёртую палату и обозначила его койко-место. Хотя чего там было обозначать – из пяти коек лишь одна была свободна, значит, сюда и определяйся. Едва он поздоровался со всеми, познакомился, в палату с шумом влетел молодой парень с небольшим телевизором.
– Всё, братцы, – завопил он, – кайфуем! Вот, родители привезли. Сергеич, – обратился он к мужчине лет шестидесяти, – давай освободи мою тумбочку, и поближе к окну, к середине.
Слева и справа располагались параллельно две кровати. На одной возлежал Сергеич с книгой, другая, как понятно стало, принадлежала этому шустрому парнишке лет, наверное, шестнадцати-семнадцати.
Между ними стояли две тумбочки. Сергеич отложил книгу, очки, пододвинул тумбочку к середине окна. Сюда же свою определил.