Она опустила лоб на руку, на которую она опиралась и которую я сжимал в своей, когда я услышал в соседней комнате шорох приближающейся одежды Эммы.
В тот вечер во время ужина мы с сестрами сидели в столовой и ждали родителей, которые задерживались дольше обычного. Наконец послышался их разговор в гостиной, как бы завершающий важный разговор. Благородная физиономия отца, по слегка сжатым губам и морщинкам между бровей, свидетельствовала о том, что он только что пережил нравственную борьбу, которая его расстроила. Мать была бледна, но, не делая ни малейшего усилия, чтобы казаться спокойной, сказала мне, садясь за стол:
–Я не забыл сказать Вам, что сегодня утром к нам заходил Жозе и приглашал Вас на охоту; но, узнав об этом, он обещал вернуться завтра рано утром. Не знаете ли Вы, правда ли, что одна из его дочерей выходит замуж?
–Он попытается посоветоваться с вами по поводу своего проекта, – рассеянно заметил отец.
–Вероятно, это охота на медведя, – ответил я.
–О медведях? -Что! Вы охотитесь на медведей?
–Да, сэр; это забавная охота, которую я несколько раз с ним проделывал.
–В моей стране, – сказал отец, – тебя сочли бы варваром или героем.
–И все же такая игра менее опасна, чем оленья, которую делают каждый день и повсеместно; ведь первая, вместо того чтобы требовать от охотника непроизвольного кувыркания через вереск и водопады, требует лишь некоторой ловкости и меткости.
Мой отец, на лице которого уже не было прежней хмурости, рассказал о том, как на Ямайке охотятся на оленей, о том, как любили это занятие его родственники, среди которых Соломон отличался упорством, сноровкой и энтузиазмом, о котором он, смеясь, рассказал нам несколько анекдотов.
Когда мы встали из-за стола, он подошел ко мне и сказал:
–Мы с мамой хотим кое-что с тобой обсудить, приходи ко мне в комнату попозже.
Когда я вошел в комнату, отец писал, стоя спиной к матери, которая находилась в менее освещенной части комнаты, сидя в кресле, в котором она всегда сидела, когда останавливалась там.
–Сядьте, – сказал он, на мгновение прекратив писать и глядя на меня через белое стекло и зеркала в золотой оправе.
Через несколько минут, аккуратно положив на место бухгалтерскую книгу, в которой он делал записи, он пересел на место ближе к тому, на котором сидел я, и негромко произнес: