За успех пришлось заплатить – меч Боеслава гремучей гадюкой цапнул в бедро, с лязгом прокусив кольчугу. Распрямившись, новгородец отступил на пару шагов.
– Тварь, – пророкотал он, глянув в сторону содрогающегося в последних корчах тела Торира. – Не жди пощады.
Вольга повело, а верный меч, ни разу не подводивший, надежный, теперь весил в десять раз больше обычного. Вспышка гнева прогорела, на душе осталось пусто, холодно и тоскливо, а Зверь – не приходил на помощь, ровно изгаляясь. Новгородец не глядя понял, что новая рана – серьезная, и он вот-вот падет, а Боеслав, плюнув на распростертое тело, с холодной ненавистью наступит ему на хребет и перерубит глотку, разом мстя за всех тех, кто пал от его руки. А его личная месть самому Боеславу – так и останется незавершенной.
– Твой сын был размазней, Боеслав, – прохрипел он. – Он визжал как свинья на бойне, когда печенеги драли шкуру с него с живого.
На самом деле все было не так, и Воислав пал в бою, но сейчас вражине это знать было незачем. Дрогнув, раненным зверем киевлянин прыгнул вперед, чтобы вбить бывшего друга в землю, вколотить ядовитые слова в его хриплую, ненавистную глотку. Слабый Вольг уже не мог отпрыгнуть барсом как ранее, лишь сместился чуть в сторону, но таким матерого гридня Боеслава не обманешь и потому, удар со всего плеча раскаленного ненавистью клинка, раненый все же принял на грудь – в стороны водопадом брызнули разрубленные кольца кольчуги… Но верный меч стремительно свистнул в последний раз – Вольг вложил в удар всю оставшуюся силу, срубив киевлянина страшным ударом, швырнув в истоптанную, забрызганную кровью траву к своим ногам. Он еще постоял на непослушных, гнущихся ногах, полуслепо таращась на корчащегося в мучительной судороге бывшего друга, а затем его повело и Вольг, неуклюже ступив шаг-другой, ударился спиной о ствол березы. Замер в попытке устоять, но ноги подкосились окончательно, и он сполз по дереву, оставляя кровавый след. Видя все еще живые глаза бывшего друга, он с усилием прошептал:
– Воислав не был замучен печенегами. Славно пал в бою. Я не вы – я бы не позволил пытать сына друга, хоть и бывшего. А вы позволили меня – в жертву…
– Мы не позволяли, – еле слышным был ответ, но чуткое ухо волкоголового уловило. – Князь – велел о том, а мы – не ведали. Не было предательства с нашей стороны.