Цилла не обращала на зевак внимания. Чтобы унять бешено бьющееся сердце, хватало отдаленного шума волн и солоноватого запаха моря – но это пока. Нельзя быть по-настоящему спокойной, когда надвигается шторм.
Время истекало. Вот уже впереди, в глубине двора, показалась виселица.
Если инцендианские чины из морского ведомства замыслили унизить ее в последние минуты, ничего у них не выйдет. Она держала голову высоко поднятой и ступала с достоинством. Никто не увидит ее дрожащей. Никто не увидит ее сломленной. Они увидят девушку, которая гордится своим пиратским наследием, девушку, для которой лучше умереть у всех на виду, чем зачахнуть в тюрьме.
– Мерзкая пиратка! – провопила какая-то женщина; крик пронесся над толпой, рассекая шум глумления, как отточенный клинок.
Цилла повернула голову и посмотрела направо, ее здоровый глаз остановился на женщине с изможденным лицом – та оскалилась в ответ. Женщина стала пробираться сквозь толпу, следуя за солдатами, которые вели Циллу, то и дело толкая ее. В какой-то момент женщина остановилась, сняла туфлю и швырнула ею в Циллу – туфля больно ударила по щеке. Девушка оставила без внимания жгучую боль, презрела она и смех с издевками, доносившиеся из толпы.
В Цилле вспыхнул гнев и начал разрастаться со скоростью лесного пожара. Да пропадите вы все пропадом в Лимбе, ей больше бояться нечего. Она замерла на месте, дернула на себя веревку, связывающую ее с солдатом, и вонзила в женщину взгляд. Когда их глаза встретились, женщина съежилась, отвела свои и уставилась в землю. Не первый раз Цилла видела такую реакцию, поэтому обычно она носила повязку, которая прикрывала ее слепой белый глаз, но сегодня она радовалась своему изъяну. Сегодня она радовалась, что солдаты не разрешили ей надеть повязку.
– Собель лиитена шобенаску. Собель миитеса яхаррен ето, – проговорила Цилла; она повторила слова проклятия, которое сделало ее наполовину слепой.
Лицо женщины сделалось белым, как паруса купеческого судна, когда же она поняла, что Цилла произнесла проклятие, глаза ее округлились от бешенства. В крови девушки не текла магия, способная воплотить злые слова, но женщина ведь этого не знала. Слабое удовлетворение, но и оно отдалось теплом в Цилле, хотя солдаты продолжали тащить ее вперед, а их пальцы – впиваться в руки, добавляя новые синяки.