Еще он говорил с другим приятелем, когда зашел в гости. Тот жил с женой и годовалым ребенком.
– Неужели все безнадежно? – Сказал друг. – В Африке, говорят, чуть ли не каждый этим болеет. И ведь живут как-то.
Витя поначалу решил: друг сказал не о том. Ну, дескать, все умрем. Кто-то раньше, кто-то позже. Гость не открывал перед ним ширму медицинских обстоятельств: есть лекарства. Друг советовал окончание учебы. Какой смысл в дипломе, если, вероятно, не успеешь применить? И также не знал, что институт уже бросил Витю. И наоборот не получится. И все бы ничего, но передал разговор жене по телефону, когда ушел в соседнюю комнату.
– Семья. Нельзя скрывать. – Объяснил.
В печатной версии не упомянул момент, когда затем другу звонил отец.
– Да… Да… Да… Он уже уходит.
После телефонного разговора – напряженное молчание. Витя догадался, чем озадачен. Начал сам:
– Ну, я пойду.
– Извини, что так. У меня ребенок… Семья против, чтобы ты оставался. – Он произнес отрывисто, через силу.
Я, секретовед, вижу в дневнике запись по прошествию лет: считает его другом. Все, дескать, хорошо.
Не сразу признался своей девушке. Хотя стоило торопиться. Однажды нашла в шкафу книги о болезни. Забыл спрятать. Еще прочла в компьютере текст под названием «Обреченные». Где молодой, как он, человек заразился ВИЧем и не предупредил возлюбленную. Не успел. Потому что его сбил автомобиль. Фрагмент рукописи, которая тоже пылится в сундуке: «Последнее, что он успел – вытянуть открытый зонтик перед «Жигули» неизвестной модели. Словно зонтик способен остановить атаку… С дерева упал последний осенний лист».
– У тебя все в порядке? – Спросила она.
Можно выкрутиться: на улице давали книги прохожим. Взял, а затем вдохновился на рассказ. Но какой смысл откладывать разговор, если этого не избежать? Тем более, что пора уезжать в провинцию. Должно рассказать. Вдобавок, по слухам, на пьесу уже пишут газетные рецензии. Скоро, говорят, публикации. От других, значит, узнает.
Витя вывел ее на улицу. Прогулка. Ночью в сквере безлюдно. Его посетили разные чувства, когда шли. В груди тепло – надежда, что не осудит. Или, наоборот, сердце щемило. Что, если станет ей ненавистен? И вот двое присели на скамейку. Витя осмотрелся – нет ли кого-либо поблизости? И – ни души. Поздно ведь. Через минуту обо всем узнала. Взгляд девушки не выражал чувств. Сказала, что его не винит.