– Что это? Зачем говорите на другом языке?
– Я задумал новую книгу. Там русские поговорки остаются в латинице, без перевода. Пусть будет произношение.
– Зачем?
– Авторский знак.
– Но зачем? Я не понимаю.
– А зачем наш Пикассо бросил реализм, чтобы рисовать кубиками?
Молчание. И снова его загадочный взгляд на дверь. Словно что-то не договаривал.
– Я так и не понял… Что Вы сказали на русском об электромобиле?
– «Shilo, говорю, na milo». Электричество не будет бесплатным. Разумеется, последуют нововведения и осложнения. И будет…
– А знаете что! – Он перебил мою мысль. – Дурацкая идея: писать о русских! Что может быть глупее? – И по-прежнему смотрел на дверь. Будто не мне, а ей сказал. – Эти русские на улице меж собой шепотом разговаривают. Иначе услышат. Десять раз осматриваются прежде, чем сказать. Их пьесы не нужны нашим театрам. Русскую классику изымают в книжных магазинах. Я думаю… У моего электромобиля больше шансов, чем у Вашей книги. – Жаку вдруг позвонили на телефон. – Алле!.. Да… Да… Конечно, да… Вы срочно должны писать об этом… Не оттягивайте… Пишите… Мы напечатаем… Вы проснетесь знаменитым.
Я еле сдержался – уйти без прощания? Не то настроение, чтобы остаться. После телефонного разговора Жак весело спросил:
– Как все есть, на самом деле? Сколько платит русский? Стоит ли того? Наверное, это последний российский олигарх, у которого еще не все отобрали. И теперь надеется, что после книжной рекламы, премий, интервью его вдруг помилуют и не обанкротят. Я уже имел такие предложения. И вот что скажу…
– Стоп! Вы не даете мне ответить! – Я тоже грубо оборвал его слова. Голос повышен. Иначе не услышит. – Я взялся за дело бесплатно.
– Ого! Он такой хороший человек, что пишите о нем даром?
– Нет. Больше плохой.
– Тогда у Вашей книги есть шанс! Образ плохого русского ныне в цене!
– Он в конце исправился в лучшую сторону. Не так, чтобы на сто процентов, но исправился.
– Тогда чертовски безнадежная книга. Ноль шансов.
– Ничего страшного. Я напишу без шансов.
– И умрете бесславно.
Я не принял его фразу всерьез. Лишь бы слава Божьего Царства! Остальное – ничто. Земное – ничто. О том, разумеется, ему не говорил. Ну отказал мне. Ну и пусть. Есть, говорят, другие издатели.
После встречи я сидел на безлюдном берегу Сены. Моросил дождь. Холодный ветер. Когда не ешь мясо, то мерзнешь сильнее. Кругом безлюдно. То, что и нужно – одиночество. Собраться с мыслями – нужно. Я слишком думал о людях. Примут мою работу? Или отвергнут? Я вспомнил моего доверителя. Годы писал в сундук. Мало что из того опубликовано. Творчество, получается, для себя. Чтобы найти себя. Чистовик – и найти.