– Да-да, этот танк ну большой-большой, Армо… Пройдёт через грязь, снег. Вездеход, одним словом. У него ещё иногда бывает хобот, ну прямо как у слона. Просто металлический…
Ованес снова резко замолчал. Он уже не смотрел на Армо, взгляд был прикован к добровольцам. Посмотрел в сторону колокола на горе и опять на добровольцев.
– Ну хорошо, Мартирос, голодать не будут. Но не в еде одной дело. Как детей оставляешь? – хриплым голосом спросил подъесаул.
Священник, так же тихо, добавил.
– И старуху мать…
– А разве у тех, кто в окопах, родных нет, есаул?
Тут Акоп оставил алфавит и повернулся в сторону Мартироса.
– Что за Акоп? Что ты сейчас про меня сказал?
– Я? О тебе? Да ты чего…? А, так это я не о тебе, Акоп. О солдатах, что в окопах. Ну ты меня совсем попутал…
– Так ты думай сначала, прежде чем говорить.
– Окоп, это понимаешь, ну как траншея.
– А теперь ты путаешь мою фамилию.
– Господи, Акоп, да ты не очки, ты явно мозги дома забыл.
Армо толкнул Ованеса:
– Вот увидеть бы раз эти вездеходы. Ну ты слушаешь меня или нет?
Ованес взял в руки камушек, поиграл, снова посмотрел в сторону добровольцев.
– Да, да, Армо, так вот, все это из стали. Увидишь, Армо, увидишь… Танки, аэропланы… Войн на всех хватит. Люди не могут успокоиться.
Армо опустил голову и, как-то погрустнев, сказал:
– Тогда лучше нет. Хочу, чтобы был мир.
Баграмян снова посмотрел на добровольцев, потом на колокол. Тот молчит, ибо одной этой деревне сейчас ничто не угрожает. В селе мирный вечер, цикады поют, стада пасутся на склонах, но все это обманчиво – завтрашний день для чардахлинцев настанет, а для народа в целом, может уже и нет.
– А знаешь, что вагоны назад везут, Армо? Из Турецкой Армении через мою станцию…
– Нет, а что?
– Людей.
– Людей?
– Людей. Много людей. Очень много, Армо. Ты бы их видел… Побитые, оборванные… женщины, дети, старики. Мужчин сперва убил паша. Или на Берлин-Багдаде до смерти вкалывают. Но ведь на горе Муса мы все атаки отбили, и в Ване тоже… Ты понимаешь, что это значит Армо? Мы выстояли, – Баграмян вздохнул. – Не хочу я больше на этот участок. Сил нет больше видеть беженцев…
Представитель власти закрыл папку, вздохнул глубоко:
– Ладно, друзья, кажется, все записались.
Церковник, сказал снова тихо:
– На святое дело идёте – братьев и сестёр наших спасти и Родину защитить.