– Угу. Сальвадор… а вы не могли это письмо… ну, из человеколюбия, скажем… выбросить по дороге?
– Вы можете сделать это сами, – любезно предложил Сальвадор.
– В том-то и дело, что нет, – посетовал Ансгар. – Я – не могу. А вы бы смогли. Ну, или прочитать его и пересказать его содержание мне на словах.
– Прочитать не смог бы, – сказал хорошо воспитанный Сальвадор.
– Жаль, – сказал Ансгар и положил письмо в ящик стола. – Прочитаю, когда буду готов.
– Раз уж я так виноват перед вами, – развел руками Сальвадор, – то, пожалуй, пойду, познакомлюсь с вашей ученицей. Попробую, как опытный педагог, примирить ее с действительностью.
Он покинул их и действительно минут через десять привел уже вполне уравновешенную Магду. Она смотрела на Сальвадора и улыбалась.
– Волшебник, – оценил его усилия доктор Мерц, разрезая картошку в тарелке и поглядывая на ящик стола, где лежало письмо. Он спрашивал себя, действительно ли ему хочется быть таким красивым и обходительным, каким был Сальвадор Андреевич. Однозначного ответа не нашел. Кроме того, ужасно хотелось спать.
*
– Из города я трусливо сбежал, – сказал Сальвадор, когда они с Ансгаром остались вдвоем на берегу. – И теперь даже помыслить не могу о том, что когда-либо вернусь туда. Но если я вам надоем, скажите – я найду себе другое убежище.
– От чего же вы скрываетесь? – вежливо полюбопытствовал Мерц. Получилось даже слишком вежливо, хотя ответ на этот вопрос действительно его интересовал.
– Выражаясь пафосно, в моей душе портал во тьму, как у вашего дважды почившего Гефеста, – покаянным голосом сказал учитель. – Четырнадцать лет я пытался его закрыть, строил вокруг него прекрасные замки и сажал цветы. Но вчера из него полезли темные твари. И теперь я не знаю, что мне делать.
*
– Когда мне было четырнадцать, – начал Сальвадор, – я предал своего друга. Это привело к его гибели.
Ансгар молчал, надеясь, что его молчание выглядит сочувственным, а не выдает усталость от человеческих страстей, доза которых за последние два дня с его точки зрения превысила предельно допустимые пороги.
– Мы жили в рабочем районе, – продолжал исповедоваться школьный учитель, не вникая в реакции собеседника, – и в моей жизни было, как и у всех, плохое и хорошее. Хорошим был мой друг Акимка и его сестра, с которыми мы учились в одном классе и вместе делали стенгазеты для школы. Это было чудесное время, в моей жизни не было ничего лучше.