Призрак носил просторные одежды и маску с вуалью. Теперь перед каждым своим приходом он писал Сальвадору на мобильный телефон: «Я приду во столько-то». И, открыв дверь ровно в это время, Сальвадор заставал его на пороге. Человек в маске кивал, входил в квартиру и доставал листок с программой вечера. Обычно это выглядело как «Сегодня мы сначала смотрим кино, а потом пьем чай».
Сальвадор никогда не слышал голоса человека в маске, и не видел его рук – те всегда были в перчатках. Иногда, наблюдая за движениями, он подозревал в нем женщину, но потом сам себя опровергал. Иногда ему казалось, что под маской его посещает не один человек, а разные. Но и это тоже не казалось достоверным, потому что по росту и звуку дыхания эти люди совершенно не отличались.
Сальвадору нравилась конфиденциальность. На месте человека в маске он мог воображать кого угодно, а поскольку связь их была односторонней – маска не позволяла до себя дотрагиваться, – то и говорить при этом он мог что угодно. Маске всегда нравилось то, что он говорил, и как выглядел. И Сальвадор позволял ей выражать свое им восхищение любыми доступными ей путями и порой сам удивлялся тому, сколькими способами можно общаться с человеком, не позволяя ему себя видеть.
Говорили они о странных вещах.
– Сегодня я пытался перевоплотиться, – говорил Сальвадор. – Я подражал иному голосу, иначе строил фразы, и даже цифры, которыми я мысленно считаю, из-за этого стали других цветов.
«Ты не боялся утратить себя?» – письменно спрашивал Призрак.
– Я утрачивал себя не единожды, – признался Сальвадор. – Иногда мне кажется, что моя суть – в череде этих неизбежных утрат.
«Ты никогда не выйдешь за рамки определенного круга личностей, которых ты можешь изобразить».
Порой он думал, что маска не раскрывает себя из-за того, что считает свою внешность неудачной. И он не настаивал на развиртуализации.
– Знаешь, – говорил Сальвадор своему странному визави, – я после тебя с нормальными людьми общаться не смогу. Видимые люди уже давно кажутся мне пресными и даже пугающими.
«Если таким образом я убиваю тебя, то это хорошо. Что может быть лучше, чем разрушать, сострадая!».
От этого пафоса немного коробило, но в то же время – он волновал. В бытовом разговоре, заметил Сальвадор, такая характеристика как «инфантильная женщина-гот» может прозвучать пренебрежительно, но общаясь с таковой, легко втянуться.