– Веревку! – в отчаянии крикнул Лоуренс.
И тогда, в силу своего ужаса и полной невозможности спокойно стоять и смотреть, как парня убивают таким образом, я совершил безумный поступок.
Обезумев от негодования, как будто это было живое существо, с которым я мог бороться, я бросился на огромный, быстро вращающийся маховик двигателя, схватил его обод пальцами и уперся со всей силой руками и плечами.
По всем прецедентам и соображениям мои руки должны были превратиться в студень в лабиринте механизмов, но, к моему огромному удивлению, колесо остановилось под моей хваткой без особых усилий с моей стороны.
Какое-то мгновение я держал его так (мне показалось, что оно тянет с силой не большей, чем руки ребенка), а затем где-то в недрах этого монстра раздался громкий звук, я увидел, как направляющий стержень толщиной с мое запястье сложился вдвое и скрутился, как проволочный трос, внутри двигателя все разлетелось вдребезги, а штампы остановились – не более чем в трех дюймах от головы человека!
И когда они перестали молоть, люди выскочили через дверь на дальней стороне чанов, а им пришлось обойти весь цех, чтобы добраться до нее, и оказались на верхней части платформы с веревкой, которую они спустили вниз.
Через мгновение парень был поднят в безопасное место вне пределов досягаемости столь ужасной смерти, какая только возможна для человека – смерти в ванне, состоящей в основном из серной кислоты.
Я стоял как в оцепенении, все еще держа в руках эксцентрик, ошеломленный внезапностью всего произошедшего, с трудом веря, что опасность миновала.
Прикосновение к моему плечу привело меня в чувство, и я повернулась, чтобы посмотреть в узкие глаза Лоуренса. Он смотрел на меня с выражением, очень похожим на благоговейный трепет.
– Боюсь, я испортил ваш механизм, – сказал я, натянуто улыбаясь.
– Испортил механизм! – сказал он медленно, но выразительно. – Что вы за человек, мистер Данбар? Вы хоть понимаете, что это "Дэнбери" мощностью в триста лошадиных сил? Что сила, необходимая для остановки колеса таким образом, как вы это сделали, могла бы запустить локомотив – остановили всю мощь этого двигателя так же легко, как я поднял бы фунтовую гирю?
– Оно остановилось очень легко, – пробормотал я.
По какой-то нелепой причине мне стало немного стыдно – как будто такая демонстрация силы была действительно немного неприличной. Я ничего не мог понять.