Зал взорвался аплодисментами. Ричард последовал всеобщему примеру. Появление выглядело внушительно, в стиле Гроссмалларда, как сказали бы люди. Когда рукоплескания стихли, шеф-повар кивнул в знак признательности и глубоким, звучным голосом, эхом отразившимся от труб под потолком, произнес:
– Мадам и месье, я вернулся домой! – Послышались новые хлопки, и он вскинул левую руку вверх, опустив на пол невысокого спутника. Дождался, пока стихнут овации, и продолжил, покачав тарелкой: – Это блюдо, которое принесло мне известность. Parfait de fromage de chèvre[8] de Grosmallard! – затем поклонился в ответ на раздавшиеся опять аплодисменты. Освещение вспыхнуло на полную яркость, и зал внезапно наполнился официантами и официантками, которые заняли позиции во время темноты, так что теперь каждый поставил на стол знаменитое блюдо. – В этот и только в этот раз его приготовил мой сын, Антонин! – перекрикивая шум, провозгласил Себастьен, вновь обнимая за плечи спутника.
Однако большинство посетителей с изумлением разглядывали тарелки перед собой. Назвать представшее глазам яство просто парфе с козьим сыром – значило сильно преуменьшить. Конечно, гостям подали именно его: белая мраморно гладкая масса в форме яйца, украшенная по бокам тартами из свеклы и малины, а сверху посыпанная цветками настурции, изящными, как снежинки. Но финальным аккордом служил главный элемент, сразу же притягивающий взгляд: кроваво-красный отпечаток ладони из брусничного пюре, которое нанесли непосредственно на тарелку под парфе и тартами. Зрелище получилось невероятное.
Все присутствующие заняли свои места и молча погрузились в процесс дегустации. В зале воцарилась тишина. В основном восхищенная. Ричард не мог назвать себя поклонником кулинарного искусства и украшательства ради украшательства, однако признавал, что видит перед собой шедевр мастерства, пусть тот и напоминал о настоящем кровавом отпечатке ладони, оставленном на стене его гостиницы. Именно так они впервые и встретились с Валери. Ричард не знал, с чего начать. Не хотелось портить такое великолепие. Остальные посетители, кажется, испытывали сходные ощущения. Затем все вздохнули поглубже и принялись за дело.
Ричард заметил, что почти сразу атмосфера в помещении изменилась: послышались недовольные перешептывания – сперва от столика, где сидел Татильон, а после и с других сторон. Постепенно не слишком радостные обсуждения становились все громче и громче.