Судьба протягивает руку - страница 25

Шрифт
Интервал


Зарубежная литература для подростков, которую издавали в СССР, тоже учила представлениям о чести и достоинстве, заставляла восхищаться красотой и величием человеческого разума: Жюль Верн, Дюма, Конан Дойль, Стивенсон, Фенимор Купер.

Лучшие образцы детской литературы постепенно и ненавязчиво готовили к восприятию более сложных вещей. Чуть позже в мою жизнь вошли книги, которые без преувеличения можно назвать этапными, судьбоносными не только для меня, но и для нескольких поколений, например «Два капитана» Вениамина Каверина или «Мартин Иден» Джека Лондона. Я твёрдо убеждён: эти книги не должен пропустить ни один мальчик, если он рассчитывает стать настоящим мужчиной. А ведь ещё (а возможно, в первую очередь) была школьная программа по русской литературе, которая уж точно плохому не научит.

Большим сюрпризом стала для меня новая концепция образования, которую стали внедрять в России XXI века: дескать, школа не должна воспитывать, образование – лишь услуга населению. Даже, честно говоря, не очень понимаю, кому такое могло прийти в голову. Вспоминая свой школьный опыт, свидетельствую: нас именно воспитывали. И в первую очередь уроками литературы.

А после школы я шёл в читальный зал, потому что лучшие книги на руки не выдавались. Я брал книжку, сидел в библиотеке два-три часа и только потом отправлялся домой, делал уроки, а потом что-нибудь обязательно читал на ночь.


Со временем мне надоело вести дневниковые записи, надоело бороться с собой, но дневник, безусловно, мне помог, в первую очередь в плане самоорганизации и дисциплины. Да, я постоянно винил сам себя за лень, мне вообще вся моя жизнь казалась не слишком удавшейся, малоубедительной, нерезультативной, но годам к тридцати я понял, что самобичевание принесло вполне конкретные плоды. И в плане самообразования, и в плане самопознания. Может быть, поэтому меня не очень впечатлили открытия в изучении глубин человеческой природы, о которых я узнавал из книг, например, Достоевского или, скажем, Фрейда. Многое мне уже стало известно на собственном примере.

Задним числом понимаю, насколько у меня была занижена самооценка. Я мало что знал, в жизни разбирался плохо, ничего не понимал в искусстве и кроме неясного душевного томления, невнятного духовного трепета ничего не испытывал. Я не мог сформулировать, что со мной происходит, не мог понять, почему меня тянет сюда – в мир искусства, в мир кино, театра.