Золотистое сияние окутало Кристину, согрело, подарило ощущение любви и принятия. Ей хотелось закрыть глаза, раскинуть руки и отдаться силе, которая связывала ее душу с тем, что есть в мире: с небом, землей, деревьями и травами, всеми на свете людьми. Она видела золотые струны, по которым текла невообразимая любовь. Струилась куда-то… где ощущалось присутствие чего-то еще более могущественного и любящего.
Очень хотелось лететь, бежать, отдаться силе золотого сияния, позволить унести в единственное место, где ей будет действительно хорошо, где она обретет настоящий дом. Кристина не позволила себе этого только по одной причине – мама. Рано умирать – как и отправляться в рай, сначала надо отдать дочерний долг.
И от невозможности прямо сейчас оказаться там, в руках Бога, в райском саду, на глазах у нее выступили слезы. Она стиснула пальцами податливую восковую свечу и упала на колени прямо на каменный пол собора Святой Софии. Резкая боль прострелила кости, сияние, пульсировавшее в голове, ослабело, отступило, позволило жить. А потом и вовсе ушло. Кристина так и осталась на полу. Не было сил встать.
Тот Бог, который до сих пор жил в душе, – прятался за темными иконами в бабушкином доме, обещал покарать за ложь и непослушание устами мамы, – был, скорее, чем-то вроде свода законов и правил. Она следовала им, бездумно подчиняясь, знала молитвы, отстаивала службы два раза в год – на Пасху и на Рождество, иногда забегала в церковь возле дома, перед контрольными.
Кристина понимала, что все в мире создано некой высшей силой, но пока не чувствовала в себе настоящей веры.
Сегодня все изменилось, едва она вошла под высокие своды. В одно мгновение ее окутало тягучее сладкое золото и позвало за собой.
Айя-София, древний храм, в котором долгие-долгие годы звучали совсем не христианские молитвы, увешанный поверх хрупких фресок символами чужой веры, оказался тем местом, где к Кристине впервые за все ее семнадцать лет снизошел Бог.
Кристина стирала ладонью слезы, которые лились из глаз, и озиралась по сторонам, но никто на нее не смотрел. Здесь видели всякое – для мусульман это сооружение тоже было знаковым, и после Голубой мечети некоторые приходили молиться и сюда. Власти Турции не захотели отдавать полуторатысячелетний собор ни одной из претендующих религий, и в недавнем прошлом сделали его музеем