Мэри села, подтянув к себе ноги, погрузив руки в горячий песок, оказавшийся горячим только на поверхности. Внутри он оказался холодным ― холодным, как ее внутренности. И она стала смотреть на отдыхающих в отдалении людей, надеясь, что пройдет вечность, другая, и ей не придется ничего менять. «Так и буду сидеть, ― решила Мэри. ― И никогда не состарюсь, не умру. Никогда не начну ничего снова».
День еще даже не задвигался в сторону заката, а с Мэри уже кое-что случилось. А она-то считала, что просидит здесь неизменную вечность. Возможно, у вечности, у перемен, были на нее свои планы.
На смену отдыхающим взрослым в стороне пришли играющие дети. Ветер задул с новой силой, и тут до Мэри дошло. Это не стало большим откровением для нее, она уже знала то, что прошло через ее ум буквально мгновение назад, и до этого проходило не раз в прошлом, границы которого обозначить здесь сложнее, чем кажется, просто она наконец-то посмотрела на это, а не сделала вид, что ничего не замечает, что ничего не происходит. «Да, я впустила тебя в свой дом, ― заговорила Мэри про себя и для себя, ― в свой собственный великий сияющий дом, в храм своей души. Да, мы были в нем счастливы настолько, насколько могут быть счастливы двое, пусть и совсем недолго. Ты дал обещание, уходя, что непременно вернешься, но не сдержал его. Я ждала сотни лет, десятки тысяч дней, и я выбрала в итоге покинуть тот дом и пройти долгий и одинокий путь в поиске нового значения всего, и вот, я нисколько не жалею об этом. Потому что я нашла, что искала? Нет ― потому что это было мое решение».
Через минуту, другую, Мэри нашла себя на песке, кажется, что снова нашла себя на песке, как когда-то раньше уже находила себя не раз. То на песке, то еще на чем. Нашла мирно дышащей и глядящей на играющих вдалеке детей, с рукой на своем округлившемся, но притом пока еще довольно мягком и небольшом животе. Она думала о доме-жилище, в который ей внезапно захотелось вернуться, расположение и вид которого больше не являлись загадкой, когда она услышала позади себя неспешно приближающиеся шаги. Мэри не обернулась, ничего не сказала ― продолжила сидеть и наблюдать за детьми, перекидывающимися яркой пластиковой тарелкой, едва сдерживая улыбку на своем лице. Она думала об этих шагах за ее спиной, и любимых обнаженных ногах, которых их рождали. Она знала, какую-нибудь вечность, другую, тому назад они неслись через огонь и ветер так быстро, так быстро…