Она знала их наизусть.
– В томленьях грусти безнадежной… в тревогах шумной суеты… звучал мне голос нежный… и снились милые черты… шли годы…
Бабушка много чего знала наизусть. И помнила она не только прошлое, и не только плохое. Например, она знала Шекспира. Если бы кто-нибудь сейчас просил ее, она бы без проблем зачитала, например, вот эти, любимые ею строки: «Отринь отца да имя измени, / А если нет, меня женою сделай… / Что значит имя? Роза пахнет розой, / Хоть розой назови ее, хоть нет…»
Бабушка любила розы.
А еще бабушка помнила будущее…
День близился к вечеру. Об этом говорили потемневшие и удлинившиеся на полу тени, янтарный свет за окном, переливающийся – словно многогранный. «Как быстро летит время», – подумала бабушка и посмотрела на вытянутый вертикально кусочек голубовато-зеленого окна, виднеющийся из-за занавесок. В этом кусочке стекла, словно в поверхности озера прекрасным летним днем, она видела свое отражение. Сначала то, что соответствовало сегодняшнему дню, белое и в складках, потом другое, близкое к тому загорелому и гладкому дню в прошлом. Затем она зачем-то перевела взгляд на свои руки, ладонями вверх лежащие на ее коленях. Они были пусты. Ей стало грустно из-за того, что в них сейчас не было шляпки, которую она хотела купить тогда, но не купила из-за тех глупых женщин, которых язык не повернется назвать дамами, тем более – леди. На секунду, другую она решила, что противна сама себе. А потом, переведя взгляд обратно на отражения в окне – что любит себя. Всегда любила себя. Возможно, даже слишком сильно. Она начала думать о том, любила ли когда-то по-настоящему в жизни кого-то, кроме себя. Любила! Еще как любила! И тому оставалось множество подтверждений. Конечно, ей хотелось бы иметь сейчас – держать в своих руках, может быть? – нечто большее, чем просто некое внутреннее ощущение. А потому она решительно поднялась на ноги и прошла к комоду, прячущемуся за дверью, когда та, как сейчас, открыта внутрь гостиной. Она крепко схватилась за висящие металлические ручки верхней полки комода и осторожно потянула на себя – словно не хотела обнажать сейчас больше из своего прошлого, чем то, что внезапно решила обнажить.
Скрип.
Небольшой альбом с фотокарточками лежал сверху, прикрытый пожелтевшими от времени мятыми бумагами. Бабушка ухватилась за корешок кончиками длинных, словно паучьи лапы, пальцев и выудила альбом из комода.