.
Стремление американской администрации склонить союзников на то, чтобы выпустить совместное заявление относительно целей войны и добиться признания ими значимой роли США в установлении миропорядка на основе «новых справедливых ценностей», также не находило понимания у европейцев. Что касается Клемансо, возглавившего правительство Третьей республики под девизом «Я повсюду веду войну», то он резко воспротивился идее определить и провозгласить либеральные цели войны (на чем настаивало американское руководство с декабря 1916 г.), что, с точки зрения политика, не отвечало национальным интересам Франции, призванной «сражаться до полной победы», и могло к тому же бросить на Клемансо тень дефетизма и пацифизма. Французский политический класс был раздражен и тем, что американцы «не отличались единодушием в вопросе возвращения Эльзаса и Лотарингии Франции»[51].
Сложившаяся ситуация, по мнению британского историка В.М. Джордана, и обусловила появление «Четырнадцати пунктов» Вильсона, названных президентом США «американской Программой мира»[52]. Его самоощущение в качестве демократического и либерального лидера, способного повести за собой западный мир, требовало от Вильсона создания манифеста и развернутой программы действий. Важно отметить, что, хотя Вильсон «не обладал достаточным знанием Европы и основывал пункты главным образом на рекомендациях»[53], значительная часть американских предложений резюмировала собственные размышления президента. Профессор истории Дж. Купер, биограф президента, в 1917 г. подчеркивал, что «Вильсон был и остается практически единственным президентом [США – Н.Н.], который писал свои речи сам»[54].
* * *
Составленный в высокопарных словах, текст «Четырнадцати пунктов» был зачитан в Конгрессе США 8 января 1918 г. в рамках ежегодного послания «О положении в стране»[55]. Документ по своей форме, краткости и содержанию воплотил в себе систему различных верований Вильсона, сына священника. По мнению политолога Н.М. Травкиной, религиозное мессианство, пронизывавшее «Четырнадцать пунктов», было призвано создать у руководителей европейских стран-участниц будущей мировой конференции ощущение безальтернативности плана Вильсона, который шел «свыше»[56]. Ж. Клемансо оценил религиозно-мессианское значение речи американского президента, заявив: «Вильсон докучает меня своими четырнадцатью пунктами. Даже сам Всемогущий Господь ограничился десятью»