Коридор до главного зала показался невообразимо длинным, а высокие потолки – удушающе низкими. Меня не отпускало чувство, будто я – не почётная гостья, а узница, идущая на эшафот. От напряжения свело внутренности. Ноги так и норовили подкоситься от страха. Я надеялась, что лицо выглядело спокойно, не выдавая волнения.
Но чем ближе мы подходили к залу, тем сильнее пальцы впивались в локоть Ларанского. Краем глаза я уловила едва насмешливый взгляд художника и тут же ослабила хватку.
– Не стоит так переживать, – чуть слышно произнёс Дан. – Они всего лишь люди. Не следите за тем, чтобы им понравиться. Всё равно не будете для всех приятной. Но вы можете постараться никого не обидеть. Лучше следите за тем, нравятся ли они вам. Это беспроигрышная тактика. И улыбайтесь.
Я удивлённо воззрилась на него. Ларанский лишь тепло улыбнулся в ответ.
На душе стало легче, словно разжалась натянутая пружина. Я была настолько занята мыслями о том, как понравиться другим, что напрочь забыла о себе. Пожалуй, это был один из прекрасных советов, который я когда-либо слышала. Он словно вернул мне меня.
Зал встретил ослепительным светом хрустальных люстр. Брызги света рассыпа́лись по белоснежным колонам и мраморным полам. Высокие окна скрывали тяжёлые бархатные портьеры. В эркере на возвышении расположились музыканты в чёрных фраках. Лилась тихая классическая музыка.
Гостей оказалось не так много, как я себя представляла. Кто-то в одиночестве потягивал шампанское и бродил по залу, разглядывая картины. Другие объединились в небольшие группки и вели непринуждённые беседы. В воздухе витал аромат женских духов и лёгкости общения. Между гостями сновали официанты в белых рубашках и с подносами хрустальных фужеров, наполненными игристым шампанским.
Наше появление не осталось не замеченным. Я ловила на себе заинтересованные взгляды мужчин и оценивающие – женщин. Всем было любопытно посмотреть не столько на нового в их обществе человека, сколько на женщину, с которой Ларанский в последнее время писал портреты.
Пока Дан представлял меня присутствующим, в голове родилось сразу две мысли. Первая – сто́ит присмотреться ко всем гостям. Если верить некоему Штефану, то среди них мог быть и убийца. Скорее всего, он входил в окружение Эдмунда. Но кто составлял его близкий круг?