, большой спидометр под козырьком, различные датчики по бокам. Я поняла, что мне удобно сидеть. Я смогла разглядеть коробку передач, которая находилась на рулевой колонке, свободно достала до всех педалей, хотя на всех остальных машинах мне везде приходилось пододвигать сиденье, но остальные органы управления в тот тёмный вечер мне не удалось рассмотреть должным образом. Разные ручки, переключатели и радио на панели немного поблёскивали. Я осмотрелась и подумала: пора вылазить, а то засиделась тут! Проскользнув по дивану, я снова вышла из машины через пассажирскую дверь.
– Ну как ощущения? 1964 год, экспорт! Краска правда не родная… Зато резина и диски, коробка за рулём, диваны – родные. Двигатель тоже не родной, но это даже к лучшему! – твердили мне все вокруг.
А у меня шла голова кругом от эмоций, ведь не каждый день удается посидеть за рулем истории.
– Ощущения смутные, честно говоря. Сложно о чём-либо говорить, когда машина стоит в тёмном углу, в гараже, и не едет. – Высказав свои мысли, я подошла к багажнику. Хозяин машины подошёл ко мне и сказал:
– Ну давай договоримся так: ты приезжаешь, но только говоришь мне об этом заранее, чтобы я его выкатил и подзарядил аккумулятор.
На радостях мы с друзьями-ретроводами согласились на предложение хозяина, и покинули гараж. Возле ворот ждала их чёрная Волга 24, на солнце сверкал хром и решетка радиатора. Пока мы ехали, они слушали музыку, разговаривали о чём-то своём, но только я была на своей волне. Что делать, если понравилась машина? И что сделать, если она понравилась и внешне, и по салону, но я, мягко сказать, не во всём могу разобраться самостоятельно? Ясно было одно: надо ехать и смотреть его, как он ведёт себя на дороге. Перспектива бессонных ночей и постоянных дум об этом Москвиче мне казалась совсем не радостной.
Когда я приехала домой, в первую очередь поделилась своими эмоциями, впечатлениями и мыслями с мамой. Она внимательно меня выслушала и погрузилась в ностальгию: когда-то у её папы был зелёный Москвич, и тоже второго поколения. После тёплых воспоминаний нависла тишина. И это была тяжёлая тишина: я не знала, как сказать, что хочу сесть за руль заново и даже прокатиться. Но страшнее было признаться вот в чем: что он, вероятней всего, западёт мне в душу и я не смогу спокойно жить.