– Послушай, заткнись, а? Ну вот ты нашел что вспомнить.
– Просто напоминаю, что ты не всегда был таким ангелочком, какого любишь строить из себя теперь.
– Зато я никогда не был предателем!
– Да тебе просто не предлагали. Впрочем, коллаборационист из тебя вышел бы так себе.
– Ну а из тебя он получился такой, как надо!
– Верно, – ни мало не смутился Ободранный. – Пока ты меня не убил. Тоже мне, святой воин нашелся. Твой ход, герой.
И Тень снова проиграл.
Они ещё раз протерли фигурки и доску, аккуратно сложив их.
Внезапно, ножом разрезав воздух, из-за стеллажей донеслись чьи-то душераздирающие вопли.
Тень было рванулся, но Ободранный поймал его за руку.
– Брось, не успеешь.
И тут же крики стихли, сменившись вначале предсмертным хлюпаньем, а затем еле слышным сипением.
– Опять вешает? – хмуро спросил он Ободранного.
– Ага, – не стал отпираться тот.
– Где он их берет? Я совсем редко встречаю здесь живых. А твой Вешатель ловит их каждый день.
– На то он и существует. Ловить и вешать.
– Но зачем?
– Ты всегда спрашиваешь. И прекрасно знаешь ответ.
– Я не понимаю его.
– Ты не хочешь понимать. Ты строишь из себя святого, а из меня монстра. Тебе так удобнее существовать. Да, я монстр. Но именно ты создал это место, эту изнанку всех без исключения миров. Чтобы поймать меня, ты применил тот самый древний артефакт. И все бы обошлось, если бы ты просто меня застрелил. Но ты завершил ритуал, и создал вот это.
Ободранный снял с головы цилиндр и обвел им ветхие полки. Его рысьи уши поднялись, подчеркивая жест.
– Ты обречен скитаться здесь вечно, Тень. И твоего имени никто не сможет вспомнить и произнести вслух. Даже я забыл его. Ты оказался слишком труслив в свое время.
Тень сжался в комок. Правда причиняла ему почти физическую боль.
Ухмылка Ободранного стала ещё более гадкой.
– Ну иди, иди, посмотри. Может чего-нибудь осталось.
Тень сжался ещё больше.
– Нет, – пробормотал он. – Не хочу.
– Хочешь, хочешь, – тон Ободранного стал ласковым, и одновременно брезгливым. – Давай же.
Волк задрожал. Из его пальцев высунулись когти. Запрокинув голову, он завыл, пытаясь отогнать свою безысходность и свой голод. Затем, не в силах более сдерживаться, вскочил и бросился в распахнутую дверь.
– Беги, беги, – сказал Ободранный ему вслед, поднимаясь сам и прихватывая с собой шахматную доску. – Только не успеешь. Здесь и без тебя падальщиков хватает.