Мы осторожно подходим к горелому дому. Я вижу рядом зеленую полянку и говорю брату:
– Слушай, я точно знаю, что клады в доме не закапывают. Там земли нет. Ты копай тут, а я загляну кое-куда.
Васек радостно начинает рыть ямку неподалеку от дома с приведениями.
Я с опаской засовываю голову в покосившийся дверной проем. Да уж, домику досталось. Но при этом три кирпичные стены до сих пор мужественно стоят, лишь вместо крыши болтаются горелые балки. Четвертая стена выглядит так, будто кто-то кинул в окно гранату. Я прохожу вовнутрь – через остатки кухни попадаю в комнату, похожую на спальню. На стене до сих пор висят календари, часы, остался даже уродливый ковер с оленем. Спальня пострадала меньше всего – у стены стоит старая железная кровать с горелым матрасом, на полу валяются книги. Я поднимаю одну – обожженный труп книги рекордов Гиннеса. Неужели и тут кто-то читает про эти отстойные рекорды – сожрать сто гамбургеров с сыром или пропукать лунную сонату Бетховена. Событие века, что и говорить. Я даже телек перестала смотреть, потому что там только и делают, что обсуждают идиотов. Мамзель обожает идиотов и ток-шоу про идиотов, про разных там супергероев или экстрасенсов. Где какой-нибудь Аркадий умеет силой мысли открывать холодильник по ночам. Он такой жирный, этот Аркадий, что ему даже лень дверцу дернуть, чтобы пожрать. Вот он и тужится, не сходя с дивана. А Мамзель верит всему, что в зомбоящике. Она даже рыдает, когда тетки на экране рассказывают о своей трудной судьбе. И это при том, что у нас самих жизнь – обрыдаться можно. Иногда мне кажется, что я – мать, а она тупой подросток.
Резко подул ветер и на выбитом окне колыхнулись ободранные, черные от копоти, тюлевые занавески. Я непроизвольно вздрогнула. Как страшно, наверное, оказаться ночью в горящем доме. Самая страшная смерть – это в огне, на мой взгляд. Когда Лео закопали, я выписала все, что могло страшное с ним случиться, но не случилось. Утопление, удушение, рак, автокатастрофа, выпадение с балкона и т.п. Потому, что на похоронах какой-то идиот прошептал – это счастье, умереть во сне. Ну может он даже прав, Лео спал под наркозом. В топе моего списка была газовая камера и авиакатастрофа, теперь вот добавился еще и пожар.
Местечко было стремное, прямо мороз по коже. Что-то дядя Лось явно не договаривает. Темнит, зараза. Этот домик совсем не похож на гостевой. Отчим любит, когда его окружают только новые вещи –плазмы-шмазмы, мебель из Икеи, голубой фарфор. А тут сплошное старье. У нашей бабки Райки был точно такой же колченогий олень на ковре. Она заставляла меня выбивать его на снегу шваброй каждую субботу.