– Да ты не Валек, ты Валенок! – засмеялся Василий.
– Не Валенок. А Валерий Николаевич так-то, – с фальшивой обидой ответил Валерий. – Так меня величают домашние. Ты же знаешь, что я Визард по паспорту, – важно, но мягко продолжал Валерий Николаевич.
– Да это все Коля. Я помню. Из-за него ты стал Валерием.
– Так и было. Но мне так больше нравится.
Это было до, а сегодня – после.
Маргарита, глядя, куда был направлен Васькин взор, тяжело вздохнула:
– Ну пойдем, Вась.
Рядом с Марго было тяжело и легко одновременно.
«Нужно держаться рядом», – подумал Васька.
Васька, поворачиваясь к Маргарите, коснулся взглядом номера отдыхавшей с дороги машины.
«Три „В“. Где же ты маленькая беленькая „В“?» – размышлял Вася.
– Ва-а-ась, – вывела его из раздумий Маргарита. – Пойдем?
Васька подошел к двери, куда уже отступила Маргарита. В это время выглянул Николай:
– Где там наш Василий Николаевич? (При этих словах Марго печально улыбнулась.) – Заходи, Василек, заходи, сынок. Пошли обедать.
И Васька подошел к своим. Потерся им о ноги. Марго присела и протянула к Ваське руки. А он, накрутивши хвостом положенное число оборотов, скользнул в ее объятия.
«Люблю ее, Марго. Нашу с тобой Марго», – промурлыкал Васька.
Серия 2.
Время для любимых
В этот день после обеда Николай остался работать дома. Мог себе позволить и пользовался этим довольно часто. Николай, как считали некоторые эксперты жизни, а по совместительству соседи неподалеку, вообще любил прохлаждаться дома, то есть был писателем. А писать – дело непыльное.
«Можешь отвлечься и подремать или кино посмотреть», – особенно часто так думала о Николаевом труде добропорядочная и сердечная гражданка, дама в годах и за стенкой – баба Тома.
Окна кабинета у Шубских выходили на кухню бабы Томы. Рабочий стол Николая и Маргариты был вплотную приставлен к окну. И участливой бабе Томе приходилось видеть, как неправильно они живут.
«Да еще и яблоня эта, будь она неладна!» – частенько переживала соседка. Сколько же неудобств бабушке доставляла эта кучерявая красавица летом. Все пыталась своими веточками закрыть милые хозяйские окна.
«Я встала, а он уже сидит, яйца пожарила – еще сидит, суп сварила – до сих пор на стуле, в магазин сбегала, а он и поныне… Интересно, обедал хоть, нет? И так не может, видимо, физически работать, только сидя кое-что делает. Бедненький, еще же хилее будет», – мысли подобного рода не раз крутились в голове у бабы Томы.