Князь Григорий Потемкин пил тминную водку.
Водку любила и Анна Ахматова. Могла за вечер выпить граммов двести. Переводчица Софья Островская говорила о ней: «Водку пьет как гусар».
Многие употребляли водку «для здоровья». Была даже присказка: «Господи, не сочти за выпивку, а сочти за лекарство». Максим Горький писал в конце позапрошлого века: «Здоров я – совершенно. Ежедневно малыми количествами пью водку, и очень она мне помогает».
Своеобразным образом пил водку Достоевский. Откусывал немного черного хлеба, делал глоток водки и все вместе пережевывал. Уверял, что это – «самое здоровое употребление водки».
А Маяковский водку не любил. Он уверял, что ее пьют одни лишь чеховские чиновники.
Сам же Чехов любил выпить водки. Незадолго до смерти, когда водка ему сделалась не по здоровью, потчевал своих гостей:
– Послушайте, выпейте водки. Я, когда был молодой и здоровый, любил. Собираешь целое утро грибы, устанешь, едва домой дойдешь, а перед обедом выпьешь рюмки две или три. Чудесно!..
Но при этом пьянство Чехов осуждал. Говорил: «Русский человек большая свинья. Если спросить, почему он не ест мяса и рыбы, то он оправдывается отсутствием привоза, путей сообщения и т. п., а водка между тем есть даже в самых глухих деревнях и в количестве, каком угодно».
А будучи в Томске, Антон Павлович ворчал: «Не помню ни одного сибирского интеллигента, который, придя ко мне, не попросил бы водки».
Но для большинства способность много выпить была доблестью. Цирковой силач Фосс на арене, под светом софитов выпивал три литра водки и закусывал их целым поросенком. Шапито накрывало бурными аплодисментами.
Артистично выпивали профессиональные актеры. Популярный комик Петр Волховской сначала наливал в рюмку водку, затем чокался вместе со всеми, опрокидывал в рот содержимое рюмки, крестился, бил себя ладонью по лбу и только после этого глотал.
Славился еще один актер, большой любитель водки – Иван Алексеевич Григоровский. Лет ему было очень много, точно никто не знал сколько. Но пил он при этом без меры. И всю свою жизнь.
В какой-то момент он почувствовал себя нехорошо – обнаружилось, как сам он говорил, «стеснение в груди». Ему составили протекцию к лучшему доктору Москвы – Григорию Захарьину. Тот осмотрел пациента и задал ему первый вопрос: