– Ко всему никто не поспорит, что Руни с каждым годом всё прекраснее, и прекраснее. А если учитывать, какие шикарные туалеты покупает ей мистер Уанхард – соперниц в Лондоне у неё нет!
Глэдис улыбнулась, соглашаясь с экономкой, ведь любой мог подтвердить, что Руни действительно стала ещё более прекрасной, чем в свои младенческие годы. К своим десяти годам она даже успела обзавестись несколькими воздыхателями, которые жили по соседству. Шикарные тёмные волосы девочки извивались в мягких волнах, а глаза глубокого шоколадного цвета нельзя было найти во всей Англии. Именно поэтому многие голубоглазые мальчики испытывали к Руни удивительный магнетизм, и она никогда не оставалась без внимания. Внешне она была очень схожа со своей матерью Глэдис, но миссис Уанхард глядя на дочь, всегда узнавала в ней свою старшую сестру. Она столь же эмоциональна, определённо знала, чего хочет, настойчива, а когда понимала, что получить желаемое будет в некоторой степени сложно, улыбалась своей самой обаятельной улыбкой. Маленькая ведьмочка – так называла её мать. При этом глядя на Руни, она отказывалась верить, что та могла унаследовать хоть что-то от своего отца Уильяма Хорсфорд.
– В Нерис-Хаус слишком тихо без них! – заметила мисс Нидвуд.
– Не переживайте, вы не останетесь без работы, – Глэдис улыбнулась, – я думаю, на следующей неделе они уже будут в Лондоне. По крайней мере, в последнем письме Энтин сообщал, что у них ещё остались кое-какие дела. Надеюсь, мы скоро их увидим.
– К их возвращению я хотела бы испечь пирог, – заговорила миссис Джонс.
– Да, это было бы замечательно, – согласилась Глэдис, – можно устроить званый ужин в честь их возвращения в Англию.
– Да, пригласить друзей Руни, – согласилась миссис Джонс.
– И друзей Энтина, разумеется, – добавила Глэдис, – некоторых он не видел достаточно давно.
– Хорошо, мисс Глэдис, всё будет устроено.
– И шампанское, – вспомнила Глэдис, – достаньте что-нибудь из запасов Энтина.
– Мистер Уанхард хвалил нам один урожай, – миссис Джонс кивнула.
– Замечательно.
Лондон рос и развивался, шумел и расцветал точно также, как и все эти годы до этого. Кирпичные дома преображались красивыми фронтонами, узорами и колоннадами, но Нерис-Хаус продолжал выглядеть как нечто между небом и землей, и пусть теперь район Гринвич перестал быть скромной окраиной города, а практически стал одним из богатейших районов, дом Глэдис продолжал быть чем-то отдалённым и неясным. Вокруг него выросли скверы, парки, огромные дома со шпилями и шикарными окнами. Нерис-Хаус в какой-то степени терялся в этой роскошности, но при этом выглядел как нечто, способное связать два разных времени в одном месте – Нерис-Хаус совершенно не менялся со второй половины XIX века, в то время, когда в стране уже полным ходом начал своё течение XX век. Лондон стал промышленной столицей: активно работали заводы, котельные, разрабатывались и строились огромные корабли. И Глэдис с упоением наслаждалась ростом своего родного города. Она никогда не чувствовала себя маленькой и незначительной в огромной английской столице, она чувствовала себя сильной, частью этого грандиозного развивающегося мира.