Из отношения Тидемана к разговору студента – медика, Сомирский усмотрел, что молодой человек считал несчастьем свое неизвестное происхождение, а потому решил, что следовало очень осторожно приступить к делу. В первый же день, на прогулке, он незаметно завел речь о вышеупомянутой вечеринке, и для того, чтобы надлежащим образом подействовать на Тидемана, принялся всячески порицать циничное поведение студента-медика.
Для большего успеха Сомирский сочинил целую историю. Он рассказал Тидеману про своего якобы друга, который был в таком же положении и откровенно поведал ему обстоятельства своей жизни, что ему удалось, будто-бы, разоблачить эту тайну, осчастливить своего друга и снискать себе его вечную благодарность. Что, будто бы, и родители, которым он вернул сына, считали себя облагодетельствованными им на всю жизнь. Этот рассказ Сомирский прикрасил разными сложными подробностями, для того, чтобы Тидеману и в голову не пришло, что вся история была вымышлена самим рассказчиком. Он особенно напирал на исключительно запутанные обстоятельства этого случая с тем, разумеется, чтобы выставить на вид своему юному спутнику каких трудов стоило распутать этот гордиев узел и какого проницательного ума потребовало ведение дела.
Понятно, что Тидеман следил за рассказом с большим интересом и при своей чистосердечности, конечно, ни минуты не сомневался в его безусловной правдивости.
Красноречивое молчание Тидемана и его очевидный интерес к рассказу усилили подозрения Сомирского. Совершенно уверенный в безошибочности своих предположений, он сразу придал разговору совсем интимный характер под тем предлогом, будто бы, что при своей прямоте и откровенности, он был не в состоянии продолжать разговор в том же направлении, не пояснив чистосердечно, что этот вопрос был затронут им умышленно. При этом Сомирский добавил, что им руководило не любопытство и не желание проникнуть в тайну своего юного друга, а лишь живое участие и стремление предостеречь его на случай будущего.
– Вы сами выдали себя в тот вечер – продолжал Сомирский. – Не требовалось большой проницательности для того, чтобы заключить из вашего отношения к рассказу студента-медика, что и вы пострадали от подобных же обстоятельств, и совершенно понятно, что вы не проронили ни слова, чтобы не вызвать циничных насмешек веселой компании. Я тогда-же решил при первом удобном случае посоветовать вам побольше самообладания на будущее время. Иначе вы рискуете повредить себе. Кто знает, каковы бы были последствия, если бы в тот вечер заметил ваше смущение не я, а кто-нибудь другой. При этом не могу не сказать, что если вам когда-нибудь понадобится преданный друг, то вы вполне можете рассчитывать на меня.