– «Немоногамный би ищет мамочку-комми, чтоб помогла мне валить патриархат. Набери меня, и го зажигать!» У меня что, инсульт? – пробормотала мать. – Не понимаю ни слова.
Кертис подавил смешок.
– Мам, дай мне телефон. – Дочь с волнистыми волосами выхватила айфон и бросила в свою сумку.
Кертис вдруг сообразил, что знает ее. Это же Джорджиана Стоктон, вместе с которой он учился в старших классах школы на Генри-стрит десять лет назад. Он думал было поздороваться, но тогда стало бы ясно, что он слышал весь разговор.
– В мое время все было гораздо проще, – сетовала мать Джорджианы. – Встречались обычно или со своим кавалером на балу дебютанток, или с парнем, с которым брат соседствовал по комнате, когда учился в Принстоне.
– Верно, мама, но мое поколение – не какие-нибудь там чудовищно спесивые снобы, – парировала Джорджиана и закатила глаза.
Кертис украдкой улыбнулся. Он без труда мог представить точно такой же разговор с собственной матерью и безуспешные попытки объяснить ей, что он не намерен жениться на дочери ее подруги только потому, что их земельные участки на острове Мартас-Винъярд граничат один с другим. Пока Кертис краем глаза наблюдал за Джорджианой, она вдруг вскочила.
– О нет! Я оставила свой браслет от «Картье» в BMW Лины, а она скоро уезжает к своей бабушке в Саутгемптон!
Джорджиана рывком повесила сумку на плечо, подхватила с пола теннисную ракетку, наскоро чмокнула мать и сестру и ринулась к двери. Пробегая мимо Кертиса, она задела ракеткой его стол, расплескала его кофе, попавший на булочку с маком, и умчалась, оставив его хмуриться ей вслед.
В Сашином доме одна из комнат была порталом в другое временное измерение, а точнее – в 1997 год. Здесь Саша обнаружила компьютер «Аймак» в яйцевидном корпусе из прозрачного голубого пластика, лыжную куртку с пачечкой затвердевших бумажных билетов на подъемники, все еще прикрепленной к застежке-молнии, стопку мятых посадочных самолетных талонов и трубку для курения травки со старой желтой зажигалкой, запрятанную в дальний угол выдвижного ящика. Каждый раз, когда Саша заговаривала с мужем о том, что хотела бы убрать воспоминания своей золовки о старшей школе куда-нибудь в коробку, он закатывал глаза и советовал ей набраться терпения. «Как только у нее появится время, она заберет свой хлам». Но Саша в этом сомневалась, и ей было странно жить в доме, где одна из спален все время стоит закрытой, словно святилище, которое бережно хранят в память о потерянном ребенке.