Я подошел ближе. Отец держал в руке букет красных гвоздик. Даже издалека было видно, что могила заросла сорняками и высокой травой. Мне захотелось рассмотреть надгробие получше. Я подошел ближе и увидел совсем простенький дешевый стальной памятник в форме сердца. На нем был изображен православный крест и выведены имя и фамилия: «Елена Николаевна Корчагина».
Это имя мне ни о чем не говорило. Но тут я посмотрел на годы жизни: 19 сентября 1976–25 июля 2001, и все факты сложились в единый пазл!
Это была могила моей матери. Её имени я не знал, потому что ни бабушка, ни дед никогда о ней не говорили. А когда я пытался сам о ней расспрашивать, разговор тут же переводился на другую тему.
«Кем была моя мама?» – этот вопрос выводил дедушку из себя. Дедушкино лицо принимало такое выражение, словно его, уважаемого профессора, послали в пешее эротическое путешествие.
Если подумать чисто логически, куда попадают стриптизерши после смерти? Если женщина трясла прелестями перед мужиками – это ведь тоже грех. Едва я задумался об этом, как совесть дала мне пощечину и заявила в стиле Остапа Бендера: «Эх, дать бы тебе в морду, да Заратустра не позволяет». Действительно, мне никто не давал право столь цинично рассуждать о покойной матери.
– А ты че тут делаешь? – раздался голос отца.
Я поднял на него глаза и тут же опустил. На мгновение мне удалось запечатлеть худое щетинистое лицо с блестящими от слез глазами. Его брови были низко опущены, а губы имели форму перевернутой улыбки. Отец чем-то походил на грустный эмодзи.
– Я… я… – я окончательно растерялся, – просто к дедушке пришел.
– Ах, ну да, точно, – отец положил цветы на землю, а сам начал вырывать сорняки из земли.
– Вам… это… это самое… как бы… помочь привести в порядок участок? – почесывая затылок, спросил я и поморщился от смущения.
Отец повернулся и взглянул на меня слегка удивленно. Он кивнул и ответил чуть менее враждебно: «Можно». Я ступил на материнский участок и начал вырывать сорняки. Отец обратился ко мне:
– Открой багажник. Надо взять банку краски, чтобы подкрасить ограждение. Оно совсем заржавело, – он протянул мне ключи.
– Окей, – и я побежал за краской.
После проделанной работы я ехал в машине отца на переднем сидении и краем глаза на него поглядывал. Ну вот, дело почти сделано. Сейчас у меня есть шанс завести разговор и сблизиться с отцом.